Сибирские огни, 1925, № 1

1850 года, работая так в ледяной воде, Достоевский сильно простудился. ■С работ возвращались в острог. Здание острога состояло из трех длинных, низких деревянных кор­ пусов и было обнесено высоким зубчатым частоколом («пали»), около которого шли рвы. Острог содержался грязно. По нарам ползали вши. В щах то и дело попадались тараканы. Однообразный, постылый каторжный быт порождал пьянство. Водка добывалась тайно, и поэтому дорого, но арестанты готовы были отдать за нее жизнь, а не только последние пожитки. Федор Михайлович не пил, или пил очень мало, и тем труднее дышалось ему в этой омерзительной атмосфере безобразных каторжных кутежей. А потребность забыться была, несомненно, и у него, ибо не хватало сил смотреть открытыми глазами на то хамство и зверство, которое тогда усердно культивировалось омским плац-майором Василием Кривцо­ вым. Это т человек— зверь, главный хозяин острога, давал сотни розог за простое проявление непочтительности: так, ссыльный поляк Жаховский, почтенный профессор математики, в первый же день своего пребывания в крепости был наказан тремя стами розог за непочтительный ответ Крив­ цову. Таковы, в главных чертах, условия омской жизни Достоевского, по« скольку мы знаем о них из литературы, в частности из «Записок из Мертвого дома». IV. Пишущему эти строки посчастливилось встретить в Омске одного старожила, который поделился некоторыми интересными данными об эпо­ хе Мертвого дома. Это Владимир Александрович Иванов, престарелый омский педагог. Вот его рассказ, записанный мною почти дословно: — «В начале 50-х годов прошлого столетия мой отец, Александ Иванович Иванов, служил в омском военном госпитале фельдшером. В это же время в омской крепости отбывал каторгу Достоевский, которого не­ редко приводили под конвоем к отцу, в госпиталь, как пациента, нуждаю­ щегося в медицинской помощи. Отец мой отличался еще уменьем каллиграфически писать, и его нередко приглашал к себе дпя письменных занятий корпусный штаб-док­ тор Троицкий. Доктор получал французскую газету «Le nord».' Отец, зная Достоевского, как культурного человека, писателя, потихоньку но­ сил читать эту газету Федору Михайловичу, когда последний лежал в госпитале. Чтение каторжниками газет, а тем более французских, есте­ ственно, не разрешалось. Начальник госпиталя, барон Франк, узнав об этой истории, рассвирепел и приказал наказать отца двадцатипятью ударами. По словам отца, Федор Михайлович больше всего страдал от тех бесчеловечных истязаний, свидетелями которых были тогда, можно ска­ зать, все омские жители,— это гоньба сквозь строй. Гнусная экзекуция производилась обычно около военного госпиталя, на Скорбященской ули­ це, которая тогда именовалась Зеленой. А Зеленой она называлась пото­ му, что на ней выстраивали в две шеренги солдат, каждый из которых имел в стволе своего ружья палку, окрашенную в зеленый цвет. Такие палки и являлись орудием истязаний. Наказываемого вели с крестообраз­ но связанными руками, полуголого (без рубахи), между двух рядов сол- 12 *