Сибирские огни, 1925, № 1

Говорила с ним, как с ребенком, и смертельная тоска рыдающими скрипами плавила изнемогшую душу. Одела платок, длинный шерстяной платок, повязалась по-бабьи, по­ добрала распавшиеся пасьмы волос, побежала в дырявых летних туфель­ ках в типографию. А Михаил в одном белье, тощий, нереальный, вором пробрался к ок­ ну и горячечным взглядом маньяка следил ее возвращение. И, казалось, если и впрямь не обманет и приведет востроглазого сорванца,— упадет перед ним на колени и в радости несказанной поцелует лохмотья босячка, слад­ ко пахнущие типографской краской. Идут, идут... И вдруг, ребячески испугавшись, отбежал от окна, шмыг— в постель, притворился спящим. Материал, не обращая внимания на предостережения Лены, начал с места в карьер: — Ого, Миша, вы опоздали! Город заклеен здар-р-равенными афи­ шами и всюду одна фирма: № 9— большевики. Ого-го... Когда вспомнили! Ну, мне все равно, дайте аванс на «Цыганку», два рубля, меньше нельзя, до-ро-го-визна— не тетка. И вообще: грабь направленное, как говорили вче­ ра в театре... — Материал, дорогой Материальчик, заклей все заборы, если нужно, заклей афишами солнце,— ты получишь двадцать рублей... — Ого-го! На солнце далековато и обжарю пальцы, но двадцать руб­ лей—-это вовсе не так плохо. Можно и на солнце: № 5. А газетка наша... гаво— тю-тю— закрыта. С моих буржуев взяли подписку, что не будут боль­ ше ее печатать. Иначе— в штаб Духонина. Но как вы будете выступать? Вид у вас, как у селедки в кампоте. Что это будет за митинг? Во-об-ра- жа-ю-ю-у-у. — Материал,— пригрозила Лена,— ты не болтай, знай свое дело— и кончено. — Могу не болтать, могу знать свое дело. За две десяточки фу, фу. все могу. Одним словом, иду заклеивать небо и землю. Дайте только за­ курить. Пустил в рукав облако табачного дыму, подхватил под мышку кипу раскрашенных плакатов и пропал в дверях, распевая «Ой-ру». Вечером балагульщик долго и нудно торговался, проклинал револю­ цию и дороговизну, вычислял цены на овес до и после войны, прежде чем согласился повезти за семь рублей на участок. — Стал бы я просвещать этих мишуресов,— заявил старик, меланхо­ лически стеганул своих тощих., полумертвых одров, тронул. Всю дорогу Ми­ хаил лихорадочно содрогался, голову прятал Лене на грудь. Вошел, пошатываясь, навстречу утлым огням участковой школы. В дверях замешкался и с минуту мечталось: не отпускать возницу, вернуть­ ся назад, в город. Пристыдил себя мысленно, приклеил ярлычок малодушно­ го, выпрямился, вошел впереди Лены в едва освещенную керосиновой коп­ тилкой широкую классную комнату. В полутьме тихо говорили, почти шептались. Странен был и жуток сдержанный шопот сотни. У стола, на спинке классной парты, военный. Тускло отсвечивают при керосинке лакированные гусарские сапоги— ботфорты.