Сибирские огни, 1925, № 1

вытянувшись по-военному, кверху задрав квадратные каменные плечи и до­ вольно ухмыляясь, Вышел на сцену армяк, бросил наземь мешок, высморкался, начал: — Так-ли, сяк-ли, а власть, значиться, наша. Это мы понимаем... — Вы разве записались к слову? Ваша фамилия, товарищ?— захри­ пела бурка. — Фамелия моя не при чем тут-та. Зачем записываться? Власть моя: захотел— вышел и говорю. При чем тут председательский карактер? И тотчас же, степенно,— к собранию: — Я, Иван Гычка, Чаплинской волости. Все меня хлеборобы тут-та знают. Вот, говорю вам, нужна нам ерганизация. Без ерганизации нам вся­ кая хрюшка— сто очков вперед даст— вон и та, на которую Михайла по­ казывал,— кивнул на Ганзена. Все мигом рассвирепели, обернулись к ложе, засвистали, затопали: — Уходи, цеп-п-почка золотая,— да голову уноси! Иш-шь, наушни­ чать пришел! Шуб-б-б-а-а-а... Шуба исчезла из ложи, армяк успокоился, зачем-то вновь поднял ме­ шок с земли, и вновь бросил на помост, точно это было обязательной пре­ людией ко всякой деловой речи: — Так-ли, сяк-ли, от себя прибавлю: ежели и эти— ткнул указатель­ ным в бурку,— ежели и эти начнут хороводить нами, мы и им дадим по по- стылице— что вы думаете? У нас просто: на лопату, та из хаты. Потому страна наша мужицкая, наша и власть быть должна. Мужики остались очень довольны. Захохотали. Захлопали. Фронтовики обиделись: — Обижашь красногвардейца, забыл про пролетарию... — Нашот красногвардейца сказ такой: не бей штыком по сохе, не то штык отсохнет. Понял? Мужики, умиленные, кричали: — Ай, Гычка, ай-да Гычка, не гычка, а шпычка! Не разговор— лафа! Гычка уверенно закончил: — А нащот пролетарии, так мы, вам не в пример,— обернулся к пре­ зидиуму,— принимаем ваши точки с мужицкими запятыми. Оно и получает­ ся: пролетария всех стран, соединяйся... с мужиком. Вот и весь сказ.— Поднял мешок и, под бурю и неистовый вой восторга, чинно зачокал по ступенькам. Ораторов записалось море. Вождям уезда не давали говорить. Мирона Мироныча отказались слушать: — Ох, знаем, знаем, нужно осторожно— и подождать,— нетерпеливо огрызались, как дети, капризно били ногой. Но бурку тоже не больно жаловали. Едва заводила хриплую свою шарманку, как мужики досадливо обрывали: — Товарищу, ты бы про земельку лучша-а... Забитые в задний угол, на последние скамьи, два бондаря, три сапож­ ных подмастерья, мукомолы— с неостывшим мучным следом куля на спине, оборванные ломовики и перемазанный в сажу, да так и пришедший на со­ брание трубочист,— весь городской «пролетариат»— вскакивали с мест, строптиво бросали бурку: — И чего он пыжится? Т-то-жа! Властью задается на макароны!