Сибирские огни, 1925, № 1

женный ликующими товарищами, возвращался без сил, без кровинки в лице, в комитет. Его кормили, поили борщом и чаем. Поглощал без мысли, в тупом, ознобном забытье, и, пока засыпали вопросами, похвалами, думал с ужасом о том только, что вечером ведь снова нужно кого-то в чем-то убеждать и опять грудь — волне наперерез, и опять ставить плотины... Но вечером, к равнодушному его удивлению, наступило какое-то пере­ рождение всех соков, выползли из неведомых глубин измученного тела новые силы, и в залитом электричеством зале четко заработала таинственная ма­ шина, для которой его язык был лишь одним из приводов и ремней. Машина шумела, горячилась, машина понижала и повышала жужжанье своих колес, машина даже острила, издевалась, смешила и вызывала слезы, а он, настоящий, закоченевший Михаил Тропп, спал, зорко наблюдая и бодр­ ствуя, закрывал глаза, широко их разверзая, молчал, взывая пламенно и зыч­ но, и плакал, хохоча, и заставлял ответно смеяться. В полночь ударило с хора: — А за царя Миколая лучше жилось... Машина четко и во-время отбила: — Вместо того, чтобы сверху кликушествовать про царя Миколая, явите с трибуны, пророче, лице свое народу и попробуйте доказать... Рабочие внизу заволновались, лицо обернули к хорам, разом ахнули: —- Покажи-кось нам, архаровец. Эй, сволочи, кто там смеет? Мы т-те- бя... и уже затопали сотни ног по лестнице на хоры. Настоящий Михаил проснулся, вскочил на кафедру, заглушил крики: — Товарищи, вы не пойдете дорогой погромщиков и хулиганов! Рабо­ чие, революционные солдаты! Вы не тронете этих черносотенцев, нет, нет, нет, вы этого не сделаете! Нехотя вниз затопали ноги тяжелые. Но долго еще глухо волновались рабочие, долго урчали разожженные солдаты, и с двух концов, багровая и черная, нарастала, накипала жажда крови. Чья-то кровь нужна была, и уж стоял в воздухе липкий тошнотный ее запах. А он отводил растерянными, изнемогающими руками и устами медлен­ но скрещивающиеся топоры и дубины, хотел, безумный, словами заколдовать стихию. Думал, что все кончилось, что победила, когда из первых рядов вырос­ ла безлицая меховая шапка, и, волосато, колюче выежившись на Михаила, взревела в напряженно-беззвучном зале: — Ты скажи, из-з-змен-ни-чь-я, дез-з-зер-тир-р-ская твоя мор-р-р-да, ты з-з-за войну до п-п-победы или п-п-против? Медленно пошел от кафедры к рампе и, наклоняясь в партер, свесив безжизненно руки, неторопливо, по слогам, нарочито заикаясь, вырывал из себя слово за словом: — Я, п-п-пат-ри-от п-п-пар-тер-ных о-коп-п-пов п-п-пер-во-го ря-да, я, ко-неч-но же, п-п-про-тив... Из меховой шапки вытаращился наган и в ледяной изморози -бездыхан­ ного безмолвья пять пулек плюнули в рампу огнем и громом, изрывая декорации. Животный рев, и рык, и вой взорвал развороченные ужасом рты, люди взгромоздились на людей, ополоумевшая дама плюхнулась на пол, покрывая голову муфтой, ста истерическим барышням вдруг взбрело— пули им— в горло