Сибирские огни, 1925, № 1

Уже занялась заря, а над ним стоит, оглашая душный вагон изыскан­ ной южной бранью, смуглый румын, вцепившись в него всеми десятью паль­ цами с десятью золотыми на них кольцами. — Чего вы хотите от меня? — закричал, совсем придя в себя, выры­ ваясь из цепких колец румына, — что я вам сделал? — И этот хулиган спрашивает еще, что он мне сделал? Он разбил мое добро, он отсидел своим задом мой товар, мой труд и капитал, и еще спрашивает, — ха-ха,— что он мне сделал. Недоуменно взглянул вниз и увидел, что из мешка, на котором про­ спал всю ночь, сочится и каплет на землю какой-то сок. О, чу-до-ви-ще! Он проспал всю ночь на мешке с виноградом. И эти виноградные рощи, эти райские сады, эти революционные бе­ дуины... О, безумный мечтатель! Стало весело, до истерики, до икоты. Смеялся, как помешанный. Ка ­ тался по мешку, к наростающему ужасу румына, и чувствовал, что никогда, никогда не перестанет смеяться. — Он еще смеется, — свирепел румын. — Я его задушу, этого по­ весу, этого громилу, халду в хаки, он еще, главное, смеет смеяться. Наконец, отдышался, вынул, трясущимися от нового приступа еле сдерживаемого хохота, руками кошелек, бросил румыну и тот мигом успокоился. — Ваш виноград все-таки чего-либо еще стоит, — утешал его Тропп, — я ведь не все раздавил в вашем дивном, пьянящем мешке... Из окна потянуло утренним холодом и человеческим гулом; гул на- ростал и ширился— поезд подходит к станции. Махорочной собачьей ножкой закрутилась в воздухе чья-то самодель­ ная частушка. Выгнулся, выглянул. Рабочий курил и пел, повиснув над окном: — «Кишка тонка-а-а у Киш-ки-на И барыши Бурышкин переборщил»... Запыхал усталый паровоз, остановился. Михаил прыгнул в окно, упал на заплеванный перрон, протер глаза, вошел в станционный зал. Был уж гут однажды, а теперь не узнал. Мобилизовали, видно, дикую дивизию, дали боевое задание: всем поочередно и вкупе — исплеваться, иссморкаться, изблеваться, исчихаться, срочно исщелкать грузовик семя- чек, [ькурить — и не-пре-мен-но — вагон махорки, и все на свете папи­ росы: «Тары-Бары» и «Трезвон», и гут-же разом всем... ну, прочее, прочее... Только так и мог произойти зал узловой станции М. А тысяча— в зале не более тысячи— ну, где-ж тысяче так расстараться? Еле продавился сквозь шинели, ноги, комки людей и сундучки, заша­ гал в местечко. От вокзала к каменным рядам местечковых лавок половодьем наплы­ вала шатучая волна подвыпивших фронтовиков, щипали встречных женщин, да горланили, да вытопывали: — «Все т-т-тучки, т-тучки п-по-на-ви-сли-и-и»... Было солдат так много, что даже воздух местечковый, проплеванный, прощелканный семячками, промахорили едким дымом. Среди бурых солдатских фуражек шмыгали черные— железнодорожни­ ков. Черные в чем-то убеждали бурых, а бурые сочувственно откликались матерщиной. На площади, против здания управы, трепался на водосточной-