Сибирские огни, 1925, № 1

щепы, деревни — в зарева и дымы, из бронепоезда разбарабанят эрмитажи, а там?.. Что: стена? прозренье? воскрешенье? смерть? Вот он ворвался ночью, перевернул ему душу и храпит. С неожиданной едкой злобой поглядел на прекрасное широкое лицо своего друга: смесь классического эллина и бездушного готтентота, игра свя­ того и хама в этом огромном голом черепе, в этом медленнодумном и ура­ ганно-решительном звере. Иш-шь! Изо рта его падает на стол слюна. Экая мерзость! А он спит, сопит,— сатир козлоногий, Сократ, — иль дитя? Спит беззаботно, ибо за ним стихия. И ведь пойдут за ним, пойдут, и уж идут вон те железнодорожники и эти новониколаевцы... А в Питере? Идут... А он — за ними? С ними? А тогда — пред разбитым дорожным крестом... Ты — прыжок на звезды ■— и еще левей... Иль то — лишь на миг? Под сумасшедший шум машины? Ха-ха, фасон де парле!.. О, резонер, резонер... О, если бы Матус проснулся и прочел его мысли. Какую бешеную ти­ раду произнес бы: — Дряблая интеллигенция всегда на перепутьи, всегда меж баррикад. Матус не пожалел бы слов... Но Матус спит. А народ? Народ бушует, не спит— вон стреляют где-то окаянно,— и что -скажет народу завтра на митинге? Там знают только: — Да! и — Нет! Там знают: — За! и — Против! — С нами! и .— Против нас! А что, если: ни за, ни против? Тогда растопчет ступнею безглазая буря и понесется дальше. И разве — не голос правды, не прямая линия гнева и натиска в этой стихии? Да, но он ведь не андреевский акробат: — Экс-пе-ри-мен-та-тор. а А разве всякий революционер — не «экс-пери-мен-га-тор» и револю­ ция — не «эксперимент»? Столько вопросов — и ни одного ответа... Н-нет же, разобьет себе голову о стену, но высечет из нее, чорт возьми, огонь решения. Лена зовет: