Сибирские огни, 1925, № 1
— Напрасно вы думаете, Молчанов, что я буду с вами ссориться. Мне самому сейчас хочется пройтись по самому обыкновенному Паршивому тро туару, зайти в парикмахерскую и ожидать там своей очереди для бритья. Не правда-ли, очень приятно сидеть на мягком диванчике, смотреть, как кто-нибудь с розовой лысиной отдувается от любезностей парикмахера, и держать в руке, ну, скажем, портфельчик этакий, с бумагами, весом в пять фунтов, а? Во время разговора они продолжали строгать и кряхтеть от напря жения. Подошел с топором на плече Вятский. В щелках глаза были зло заостре ны, и был он похож на человека, больно ударившего себе ногу о случайный камень. — Я убью Курова,— сказал он, снимая с плеча топор,— бабу мою щупает, житья нету, прохвост. Я бабу свою люблю и не трожь ее. Пра слово, убью. Мишка поднял голову тяжело, словно пять пудов на голове было. -— Ты кого убить собираешься, меня или Курова? — Курова. — Ему и скажи, — вспылил Мишка, — иди к такой и этакой матери, и с бабой твоей и с Куровым вместе. Вятский ушел в коптилку и оттуда, прихрамывая, вышел Куров. — Вот несчастье, — сказал он, подходя к плахам, на которых сидели Мишка и Молчанов,— гробина этот Вятский: думает его баба мне нужна,< а она сама, сука, на это место лезет. Куров хлопнул себя в низ живота. — Не селедка же я, язви их в душу, — продолжал он, истомно потя гиваясь и опускаясь на корточки, — хоть кого проймет. Эге, — прибавил он, взглянув на солнце, — теплынь-то. У бондаря остро саднила рука, «Юкала» шипела от самочьей тупой за висти, она боялась Вятского, Вятский наливался ненавистью к Курову, К у ров томился солнечной тягой и похотью, Рожнов смертельно тосковал по та баку, собаки по ночам выли таежными зовами, и от всего этого и над мысом и в людях лежал огромный и клейкий, как Албанские мари, сгусток неизбыв ной досады и злобного барахла. Так было, пока омытый мысОвыми ветрами, смуглый от первых зага ров вечер не принес Силина. Силин приехал на плосконосой тупокрылой шампонке. И приехал с ним рыжий, как красная лиса, человек. Тогда было весело. Выгружали в мочальных мешках соль. Накладывали на Рожнова, как на старого грузчика, по 12-ти пудов. У Рожнова под ношей мелко дрожали ноги, широкая круглая спина выгибалась, как киль быстро ходной шлюпки, но лицо смеялось и прыгали губы. Вятский расторопно и ловко растягивал на кольях для просушки тон кую и смутную паутину невода. Мишка, глядя на юркую большую фигуру Силина, кричавшего что-то с шампонки, думал: — Ну, слава богу, авось лучше пойдет. Что должно лучше пойти— не знал Мишка. И так и не узнал.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2