Сибирские огни, 1925, № 1

черицей не разлезлись мужичьи лица, пока детской ладонью не размякло сторукое, не отпустило рыжее пальто в толпу, в мякоть навозную. Тут кончил, молча, в охапку Лену и спрыгнул наземь. Лена прижалась к мужу и тихонько заплакала. — Ви-и-дишь, ви-и-дишь...— это сквозь ребячий всхлип,— я и гово­ рить не умею. Миша, М-и-и-ша, неужели я звала к самосуду над этим че­ ловеком?.. Ви-и-дишь, ви-и-дишь...— и тут же, лицом в плечо, и как бы папе жалуясь, на неукротимого буяна-братишку, и слезы сразу сохнут:— Но если бы ты слышал, что он говорил, к чему зв-а-а-л!.. Разо-гнать зем-ство, расхва­ тать землю... Но, видя, что «папа» только посмеивается, перебивает себя самолюбиво: Если бы ты знал, Миша, Миша, я ведь не с этого начала... Я так много читала... Я решила приехать к тебе. Я не могу. Я тоскую. Я схожу с ума... от пустоты в себе и полноты кругом. Как я теперь тебя пони­ маю!.. Я хотела тоже, ну, словом, искать, метаться, как ты... И, видишь, я... Я хотела тебя порадовать и сама— поверишь...— нервически засмея­ лась, сама остановила ярмарку, выступила... И знаешь, вдруг заторопи­ лась, захлебнулась— такое странное выходит: хочешь сказать одно, а на ветру, на возу, на толпе выговаривается другое. Я хочу, понимаешь, предо­ стеречь, а выходит— проклинаю, науськиваю, хочу воззвать к человеку— и неприметно бужу зверя... Я никогда, Ми-и-ша, не знала, что голос на лю­ дях имеет такой разломанный криворотый резонанс, и владеть ни собой, ни поворотом крика невозможно... — Как дети— бритвой,— снисходительно улыбнулся Михаил и отку­ да-то сверху любовно нагнулся к Лене.— Хочешь срезать волосок, а сре­ заешь уж кстати и ухо.. - Ми-и-и-ша!— не знала: обижаться, плакать, умиляться, хохота И оттого делала все разом, и это, оказывается, милее и слаже всего. Усадил ее в автомобиль, залитый любовью, схваченный внезапным знойным желанием, и, безмолвный от избытка слов, внешне-холодный от разлива огня в крови, забыл познакомить ее с Запятайкиным, глухо сказал лишь шофферу: — Завезите нас ь гостиницу. А Лена, взлетая на сиденье, розовым молоточком тараторит, и смеет­ ся смущенному доктору, и лепечет— и все ей, оказывается, такое смешное на пути встречалось— вот... ну, вот... — Я на станцию схожу, а мне навстречу из буфета, к поезду, с ки­ пящим котелком в руке, 1 В 0 Й мавр эсеровский... да, как его? — Дахно,— едва выдавливает Михаил. Да, да, Дахно. И сразу заступил дорогу, забулькал в два ручья— из котелка и горла— заговорил: — «А, Елена Владимировна! Что, самоопреде­ лились? Иль все еще,— та-та,— дикой газелью по девственным рощам,— тра- ла-ла,— бездорожья? Тут, видите, все дороги заняты, людей больше, чем окурков и вшей, земля не держит, трясется, как под стадами авраамовы- ми... Быть может, ха-ха-ха, по знакомству, мадам Тропп, хоть тропочку свободную укажете, чтоб продыхнуть?.. Шест-над-цать ча-сов стою на пло­ щадке на од-ной ноге... Вот это, я понимаю, без-до-рожь-е... Такое только и понимаю, ха-ха-ха»...— и раскатился, и растрещался, рассыпался. Я и от­ ветить не успела, да и тер-петь этого мавра бронзового не могу, а он, не

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2