Сибирские огни, 1924, № 5

— Нет. Вот нужно их спросить, зачем им Красной армии не надо...— заговорил Самосадов голосом, придушенным от сосредоточенной, убежденной злобы. Его добродушное лицо кривилось, в сузившихся глазах появился стальной, беспощадный блеск.—В чрезвычайке вот спросить бы их, зачем им Красной армии не надо. В Сибчека. Марианна молчала. — Сами нас заразили... Вызова нельзя было не принять. — Так, так, Самосадов. Отличаетесь. Сибчекой пугаете. Клевещете. Как это мы вас заразили? — Очень просто. Что свою стену мазали, а нашу нет. К нам все и пе- реползло. Как раз две с половиной недели срок. — Ложь. Больше. Да у Чердынцева и вшей не было. У нас их нет. Мы с ними боремся.- — Была же, которая его укусила. «Мы боремся»,—передразнил он.— А мы не боремся. Мы, по-вашему, свиньи. Нам казенной бани мало, казен- ной смены мало. Мы, при своей бедности, белье заводим, отдаем стирать. На свои лишний раз в баню ходим. Я, где бы отдохнуть, валенки вон под- шиваю; Юренев конверты клеит чуть не до утра. Нам вши, конечно, при- ятны. Мы—свиньи. Вы почему нас не хотели на квартиру пускать? — Да потому, что, сами видйте: тесно, грязно. Вместо уборной—яма с двумя перекладинами... Кому охота еще чужих людей пускать! Может быть, вы с своей точки зрения правы, но и я не чувствую себя ни в чем виноватой. Раз вы мне отказываетесь оказать какую-нибудь услугу, я гоже вправе никаких услуг вам не оказывать. Я вас к себе не приглашала. Ничего вам не обещала. — Мы что ли виноваты, что ваши белые весь Омск загадили? Вы, ду- маете; нам приятно у вас на кухне валяться? Вам тесно в трех комнатах впятером, а нам троим, значит, в кухне свободно? Да я бы по своей-то воле и на двор бы за нуждой в вашей кухне сходить не захотел! Чужие... Вы тут сидели, в тылу окопались—мужья-то, небось, у обеих живы— флёрты на казенном пособии разводили, а мы в болотах мокли, в окопах гнили, нашего брата при царизме расстреливали, как скотину. Сюда шли— без настоящего порциону, без валенок. Вас же освобождали. Вы все трости- те: «от Колчака пострадали». К начальнику Зоя с этим адресовалась. Как он отшил! Нуль внимания, как на собаченку, понимаешь, из-под подворотни. Это вот человек. От Колчака пострадали, а сами—первая контр-революция. Белый верх будет, так удерете к ним без юбченки. Не верил я партийным, все сомневался. Но теперь вижу иха правда. Потому это все, что вы нам— враги. Да, настоящие, смертные враги. — Ну, это, положим, пустяки,;—дрожащим от волнения голосом, но, сделав презрительную мину, возразила Марианна.—У меня еще не было врагов. Я ко всякому человеку отношусь по-человечески. — Да... так кажется. А поглядишь, так, понимаешь, не так. Были же тут в Омске люди и теперь их полно—я знаю—и роду не хуже вашего и об- разованность, наверное, побольше вашей образованности, однако, прини- мают нас, как своих. Одинаковы мы с ними. Ваши дезертиры были, так они их укрывали, кормили, белье им стирали. Я знаю. А вас я попросил парочку выстирать, так вы, как на медянку босая наступила: «мужского стирать не люблю». А не все равно мужчина, что я, что брат ваш? Я не больше его за-