Сибирские огни, 1924, № 5

Зеленый клин. Павел Долецкий. I. Бухта в июне - с амое мягкое масло. Почти пуста. Только китайцы— юли. И паруса у них квадратные, белые, черные и коричневые. Но сейчас запахнулась ветром у Чуркина шкуна и вдали—точно облако, упавшее и застрявшее между берегами. Вечером часто туман. С юга накатывается он низко по земле. Вкрад- чивый, неторопливый. Зверь о тысячу ног. Тогда сразу холодно. Белизна женских платьев зябка. Хочется им запахнуться в какое-нибудь пальтишко, да нет под рукой. Не итти же домой. Фонари сочатся молоком. Можно подставить котелок и набежит полный. Председатель Совдепа задумчиво ходил по кабинету, длинной, уже успевшей погрязнеть комнате, в которой стояло два длинных стола, на- крытых синей оберточной бумагой, и несколько стульев... Председатель—студент. Но забыл о книгах. Хороша, конечно, тол- стая книга и горение мыслей в тишине рабочей комнаты. Так иногда в степи, в безлюдии запылает заласканный солнцем стог душного сена. Но и жизнь—книга. И разве не радостно перелистывать ее своими руками? Есть голодные в жизни. Может быть в них что-то от ребят: скорее долистать до конца. Но э то не любопытство, э т о - г о л о д. Председатель, товарищ Сух, небольшого роста, черен. Голос глух. Оттого редко говорит на митингах. Ведь обаяние голоса для многих кра- сивее самой правды. Но глазе, спокойные и далеко запавшие,—хороши. У много думаю- щего человека глаза всегда спокойны. Он ходит по кабинету, засунув руки в карманы, в черной рубашке, перепоясанной шнуром. — Так ты думаешь, что это уже окончательно. Высокий юноша, Ланковский, у окна кивает головой. Из окна видна часть бухты. И как раз та, в которой сереют япон- ские крейсера... На корме одного—большое полотнище с непропорцио- нальной красной кляксой. — Какой скудный флаг придумали. Могли бы устроить синее поле.- Ну, вот из-за закроя золотой ьусок солнца, и тонкие лучи расчесывают воздух, —говорит юноша,