Сибирские огни, 1924, № 5

кер и нарочито «для комизма», выпуча глаза, прятал его под стол. Осталось немного водки. Иван Николаевич взял бутылку, рюмку и пошел в кухню. —• Куда ты?—не" утерпела спросить его Зоя. — Да вот остатки солдатам. — Вот еще какие глупости? К чему это? — Да ведь неловко, нехорошо. Сами пьем и им наверное хочется. В одном доме живем. Как-то неудобно. Он захватил и остатки рыбы. После закуски переселились в -крохотную Зоину комнату. Открыли маленькое пианино, собственность умершей жены Ивана Николаевича, без- надежно охрипшее после того, как оно перезимовало в чьем то сарае. Смирницкий исполнил несколько шансонеток, потом показывал модный американский танец; Зоя аккомпанировала, немилосердно нажимая педаль; пианино простуженно хрипело. Потом Зоя и Денден пели «Шарабан»: «мун- дир английский, погон российский, табак японский, правитель Омский!Мун- дир свалился, погон сносился, табак скурился, правитель скрылся! Эх, эх, эх!». Бесшабашный разгул в исполнении, бесшабашная насмешка над самим собой: Юбка клёш, Панама на боку. Подайте Христа ради: Работать не могу. Вы хотите эваку? Хорошо, мой котик! Вам неловко на боку, Лягте на животик! Не желаю эваку! К черту все экспрессы! На груди и на боку Мокрые компресы! Иван Николаевич подпевал баском; девочки визжали от восторга и выпросили позволения вымыть посуду утром. Тускло горели две керосино- вые лампочки и при свете их все представлялось Марианне странным, чудо- вищно нелепым, ненастоящим. «Как будто танец мертвых». Не может она себе представить, чтобы этот, чуть-чуть переодетый поручик Ленден, с та- кой изящной, но уже лишней фамильярностью нагнувшийся к Зое, чтобы этот полковник Смирницкий, так-таки не. расставшийся со своей гордостью— холеными, пушистыми усами, придвинувшийся к ней до неприличия близко, были живыми людьми. Между их миром и миром Марианны непереходимая стена: ее страдания, тревоги, труд, осветивший по-новому все закоулки жизни и самую жизнь, все чувства, все мысли Марианны за полтора года. «А если эти люди живы, если жив Смирницкий с его адским грифом, Лен- ден с песенками и полуцензурными анекдотами, то—мертвая я, более мерт- вая, чем я даже думала». Марианна плохо спала. Мысли ворочались в ее голове, извивались, накручивались, как нитки на веретено. Вот-вот готово что-то, плотно уложенное, крепко смотанное. Она задремывала, просыпалась, как от толч- ка... И опять тянулись, обрывались, не связываясь, бесконечные нити мыслей. Как только напились чаю, Зоя, напевая сквозь зубы какой то цыган- ский романс, собралась уходить. Марианна ее остановила. — Как, Зоя, ты уже уходишь? — Да, на репегицую,—небрежно тозвалась она.