Сибирские огни, 1924, № 5

тянками, застылой, застарелой махоркой... Марианна закрыла лицо руками. В последнее время словно какая то светлая точка билась и сверкала впере- ди, как будто мелькала возможность сбросить скованность с души, уста- лость и нудящее раздражение с тела. И снова—кто знает в который раз— переживала она то, что казалось изжитым, что так хотелось изжить. Кровь на мостовых, скорченные трупы, кроваво-жидкие, похожие на дрожжи, мозги с пятнами зелено-черных, жирных мух. Ничего впереди. Бу- дущего нет. Оно даже никак не мыслится. Ощущение животного ужаса, бе- зумное желание куда-то бежать,, более страшное, чем даже ожидание смер- ти, отвратительно разнимающее все тело последней тошнотой. Мертвые гла- за Кондр?.тьеьа ; его ру/ань. Поручик Оскольцев в белом кителе с золотыми погонами, мрачно пьяный, прищелкивающий языком, при каждом падении расстрелянного рабочего с кормы парохода в воду. Чистенький, общелкну- тый приват-доцент фон-Гренинг, в пенснэ, с безукоризненным пробором, подписывающий приговор «расстрелять». Довольно щурятся выпуклые, под- слеповатые глаза, широкая улыбка тончит губы и обнажает гнилые, искро- шенные зубы; на узком лице расплывается сознание исполненного долга... Но некогда было сидеть, предаваться своим ощущениям. Еще столько неинтересного, отупляющего труда впереди: нужно выполоскать и выжать белье, развесить его на галлерее за Зоиной комнатой—старинный ход в Бургашкину лавку,—вынести воду, подтереть пол... Но уже с. девочками заниматься она в этот вечер не может... Ей так худо... Сегодня она могла бы поработать с Юреневым... А он ушел... Как мог он уйти?! Дня через два—Марианна в это время почти не видела Юренева—Зоя пришла к обеду неестественно возбужденная. — Кого я видела, кого я видела!—Кричала она, хлопая в ладоши и пры- гая.—Кто к нам вечером придет?—она понизила голос:-—Иван Павлович Смирницкий и Борька Ленден. Да, да, это только Гришка такой дурак, ни- когда не может учесть момента, ушел куда-то с Пепеляевым, не то в Томск, не то еще дальше. А эти еще в Челябинске сдались со своей частью. И, разу- меется,—ясно было: она, видимо, повторяла чужие слова,—что раз взяли Урал, тут уж говорить нечего—все на смарку. Ну, и великолепно устрои- лись в Снабарме. Какие пайки получают! Ты ни о чем не хлопочи, Мари- анна, хлеб у тебя есть и прекрасно. Они все с собой принесут. Ведь без специалистов в армии не обойдется; это как тебе угодно. Вечером действительно пришли гости: бывший полковник Смирницкий и бывший поручик Ленден. Приложились дамам к ручкам. Марианна едва не выдернула свою, вспомнив, какая она жесткая, как глубоко в'елась в нее сажа. Оба—изысканно вежливые с дамами, франтовато-расчесанные, с за- пасом готовых фраз, людных словечек последнего изделия и свежих совет- ских анекдотов, неизменно приписываемых Бим-Бому. Оба, как по команде, спросили Марианну, как она поживает. Она от- ветила: «ничего живу», а самой хотелось крикнуть:—«Да не живу я вовсе... Так... осталась. Кто-то меня забыл. Жизни нет. Ее, может быть, никогда у меня не было... Мешает мне что-то жить... не могу!». Зоя распоряжалась закуской. Ветчина, колбаса, сливочное масло, копченая нельма, целый фунт сахарного песку. Пили водку: какой то само- дельный ликер. Когда дверь в кухне отворялась, Смирницкий схватывал ли-