Сибирские огни, 1924, № 5

Ах, стала-б Хлоя в этот час Беспутнее, чем Мессалина! Ведь плата страсти: первый класс От Омска прямо до Харбина. А те, кто честью дорожа, Удобный пропускают случай, Пусть путешествуют, дрожа, В теплушке вшивой и вонючей. 4. Вот юноша (неловок он В шинели длинной, офицерской) Насилует здоровый сон Он по ночам в таверне мерзкой. Но юноша идет туда Не пить и не забавы ради — Поэтов сонных череда Там проплывает по эстраде. И песенка у всех одна— Читают медленно и хмуро, Что к гибели присуждена Большевиками вся культура... Вот девушка, она мила.— Из Мани превратилась в Мэри. Она присуждена была Чекой Московской к «высшей мере За что?—не все равно ли вам! И тень на личике невинном: Она недоедала там И... торговала кокаином. Теперь: наряды, хлеб в избытке, Театр, купанье в Иртыше, Наикрепчайшие напитки И жуть, какая по душе. 5. Но алый пламень не погас,— Он в хижинах мерцал нередко. Угрюмых слов и дерзких глаз Не уследила контр-разведка. И ночь была и был мороз, Снега мерцали голубые, Внезапно крикнул паровоз, Ему ответили другие. На паровозные гудки Откликнулся гудком тревожным Завод на берегу реки В поселке железнодорожном. Центральный загудел острог. Был телефонов звон неистов: