Сибирские огни, 1924, № 5

— Скорей!.. — Иду... К окну подбежала женщина. — Он не пойдет, он не пойдет, буде, что за... — Стой,—прервал Сидоров,—Сень, поздно. Сенька возился в углу, но зоркому глазу Сидорова ясно, что руки без дела толкутся в хламе. — Не дам,—вскрикнула женщина,—хватает... — Сенька,—проговорил в окно Сидоров,—я больше не жду... Я тебя, как товарища, а теперь приказываю от имени комитета... Если ты... то... Вынул кольт и положил на подоконник. — Брось,—крикнул Сенька,—вот все... вот только пристегну...—Засте- гивал и расстегивал он ремень. — Ну? Сенька перепрыгнул окно и трое молчаливо побежали через огороды к сопке. Но за заборами трескотня... — Э, чорт,—ругнулся Сидоров .. За заборами трескотня и конский топот. Пригибаясь подскользнул к забору, глянул и назад. — Засели... С правой стороны рассыпался пулемет. — О-ой!—Встал, как нестерпимо яркая свеча, женский визг.—0-оЙ!..— .Неколебимо. Не опадая, не поднимаясь. Сюда,—махнул Сидоров. Пролезли в выбоину тына. Присели: по улице бежали казаки. Потом переметнулись по двору и втиснулись в разрушенную баньку. Сидоров указывал путь. В темноте за что-то схватился, подтянулся. Раз- дался сверху шопот: «Василь, Василь... сюды...» Ланковский нащупал: выступ. Не то доска, не то балка. Полез. Чиркнул спичкой. Наст сплошь завален прятунами. Человек двадцать на полу и по углам. Присели. Из-за стен крики... крепкая, как мороз, ругань. — Та-ак-ак,—раздался залп, точно в самую баньку... На насте тихо. Мышиный хвост по пыли громче. И вдруг детский плач. — Уай... ай, а... а..! — Ш... ш... шш... — Уай... ааай!.. — Шш... шш, перестань! Глухо «уай» младенца: зажато лицо в грудь. С правой стороны попрежнему сыпит пулемет... Сидоров шепчет... — Засели. Вот дрянь... Как крысы... Эх, дрянь И снова залп, точно в самую баньку. — Штаб што-ли ихний? Сиб. Огон № 5. 1924 г i