Сибирские огни, 1924, № 5

— Воздух здесь... скрозь далеко видать... Солнце совсем позолотилось. А далекие вершины на юго-востоке фиолетовым пеплом запорошились. Скала близка. Сплошная отвесная глыба. И около—десяток подружек карлиц. Как взбираться. Трещины, по которым в дожди бушует вода—единственные дороги. Трава у подножий высокая, жесткая и цепкая. Низкая поросль чертова дерева. Когда подошли вплотную:—солнце маленький красный глазок, а вся скала горит фиолетовой багрянью. Наклона почти нет. Закинешь голову: глыба за глыбой и только муравьиная дорожка от дождя вьется змеей. — Ну, здесь заночевали,—сказал Сидоров.—На ночь глядя не поле- зешь. А и ночевать здесь лафа. — Лафа?—усумнился Ланковский. — Пошли,—вместо ответа зашагал Сидоров. Шли возле самой стены. Тропинки нет. Трава жесткая, цепкая—по пояс. — Змеевище,—покачал головой Сидоров.—Раздолье. — Разве? Так высоко? — Змеё бывает разное. Здесь такое, что теленка глотнет и не за- дохнется. — Н-ну? — Весной партизаны одну иссекли. Встали с ночеви, а она ползет в пещеру... Иссекли... Прошли шагов сто. Низкий, округлый проходец. Сидоров становится на четвереньки, ползет. Ланковский за ним. Камни теплые: на них еще красная ладошка солнца. Ползут. Темно. Под руками щебень. Может быть пять минут, может быть пять секунд, тут разве исчислишь время. - - Есть, вставай.—шоркает спичкой Сидоров. Ланковский встает, но спичка тухнет. Снова темь. Слышно, Сидоров идет... возится с чем-то. Шорк спички... Огонек. Сидит на корточках, сгребает. А фигура его и тень— огромный, приземистый над бездной орел. — Сюда, Василь Ванович... все в порядке. Разбегается огонь по сухим сучьям. Потрескивает лапочкой огнен- ная белочка. Пушистый хвост—душистый дымок—распустила, машет. — Ну вот, будем и согреты, и наеты, и выспимся. Ланковский видит: стены пещеры расходятся и пропадают. Черная пустота, куда огонь закидывает бессильные коготки. — Пещерина... Сидоров... а? — Н-да... добрая... — А как называется вся эта скала, Леонтий Савич? — Скала? Прозывают Пояс царицы... — А пещера? — А пещера?.. Пещера никак... Пещера—и просто. А можно бы царская утробина, потому конца ей нету. — Нету? — Нету. — А что-же ходили? — Охотники ходили. — А ты, Леонтий Савич? — И я ходил. — Ну, что-же? И конца нету?