Сибирские огни, 1924, № 5

хлеба нету, так давай... Почему давай? Хочешь есть—сей... Почему не сеешь? Раньше—земля государева, ну, и брал государь: плати. А когда землица твоя, когда хрестьянин знает: моя, за что хлеб бёруть? — Так ты думаешь, что деревня ничего не должна давать городу? Но ведь вы ничего и не даете?.. — Некому собирать. Колчакам не собрать. А будет власть—возьмет. — Каждый дает. Каждый горожанин дает. Каждый отделяет часть для общего. Сидоров молчал. — Я не х тому... Как не дать, дать надо. А х тому, што в городах скудость... Дыхнуть у вас нечем... Города расселить. Тропинка с камня на камень, на сопку. На сопке ветер. Великан- ски шагает по вершинам. Одна нога здесь, другая—-за десять верст. — А хорошее ваше охотничье житье, Сидоров... - - Хорошее,—улыбнулся Сидоров. Прекрасно, что далек дом. И нету стола и буфета. Теперь облег- ченно думал, что все привычные и любимые вещи оставлены. Думал, что всякая вещь все-таки стесняет человека. Всякая собственность делает рабом. Внизу долина... Вершины деревьев растеклись в золото, в прозрач- ную желтизну. На нее посмотришь—и сердце щемит. В ярую багрянь. И видно—тропинка—черная лента,—перехватывает пунцовые виноградники. Кажется: тысячи цветных солнц разбежались по земле. Тропинка с камня на камень. Путается в высокой цепкой траве. Белый, горько пахучий сориполой и розовый, нежный и плодовитый овя- дань. Скалы... вдруг морщинистое серое лицо. Мхи—седые бачки, косма- тая борода... — Деревня далеко? — Деревня далеко... но нам не деревня. Мы сейчас здесь стоим. Тропинка в речку, в ручей... Блестящий, чистый... Булькает, камни выглаживает, каждую шершавину выедает. Блестящий, чистый, как кусок зари между горами. С камня на камень, через ручей. На том берегу Сидоров посвистывает. Сначала тихо, потом погромче. Далеко разохалось эхо. Ответа нет. — Значит, перенеслись... Это не задаром. Тропинка, упав в долину, вьется по ней. Но сопки все тесней. На- хлобучились лесами. Золото, багрянь и прозрачная, как солнечные вя- занки, желтизна. Скалы... зеленые, серые, синие. Тропинка между ними. Идешь и шаг гулок, как в пустых залах, и, кажется, смотрят. Уставились тысячами впадинок и глазеют. Снова под'ем. Сначала медленный, незаметный, потом гора, как конь, поднялась на дыбы. И все уже тропа. Камни запорошили тропу. Стук-коот-коот выстукивает каблук. — Сейчас будет потрудней—говорит Сидоров.—И руками придется. А вы, Василий Иванович, не бывали здесь? — Нет. Давно хотел. Но из города нашему брату разве вырваться? Тайга редеет. Светит широким воздухом... Опять ярко багреет ви- ноград. И вдруг сразу все оборвалось... Тропинка метнулась влево и—зо- лотисто-зеленое нагорье, залитое солнечным ливнем, засыпанное сорипо-