Сибирские огни, 1924, № 5

После обеда Ланковский сидел в плетеном кресле у открытого окна. Солнце упало. Верхние пространства неба уходили бледно-лимонны- ми протоками, нижние краснели румяной густой алотой. Маленькая Мирра притихла на пестром половике. И когда Муза оглянулась, она лежала—беленький, слегка розовевший калачик—и спала. В переднюю дверь постучали. Муза отворила. — Здесь товарищ Вышняк?—прокашлялся сиповатый голос. — Здесь. — А вот мы к ему будем. По коридору тяжелые чужие шаги. Муза, а за Музой крестьянин. Высокого роста, широкий и худой. В коричневой тужурке, в меховых капелюхах и сапогах за колена. Через плечо зеленая сумка, в руке дубинка. И сумку, и дубинку сложил в угол у дверей. — Товарищ Вышняк? Ланковский кивнул головой. — Да. — Я с деревни. Гость расстегивал куртку, перетягивал пояс. — Ну, что у вас на деревне?.. Но гость попрежнему расстегивал куртку и перетягивал пояс. Муза усмехнулась, подхватила девочку и вышла. Мужик шагнул к Ланковскому, протянул руку. — Товарищ Ланковский? — Ланковский. — Я с Сучана для связи. А вот тебе, товарищ, значит, наше по- становление... Крестьянин скинул тужурку, отстегнул от поясного ремешка склад- ной нож, вспорол уголок тужурки, вытащил свернутую в трубку бу- мажку. Бумажка оказалась выпиской из протокола общего собрания X пар- тизанского отряда: «— после слов товарища Рослых единогласно постановили просить го- родской комитет прислать товарища для информации. Переговоры по- ручить тов. Леонтию Сидорову...» — Садись, товарищ... Леонтий Сидоров? — Леонтий Сидоров. — Завтра доложим и рассмотрим... Устал с дороги. Поездом? — Где поездом, а где ногами. А устал— не. С чего устать? Разве э то хожденье. Гость осмотрел комнату, выглянул из окна. — Та-ак... Значит живешь здесь... — Живу. Глаза у Сидорова, как и тужурка, коричневые, маленькие. Борода рыжеватая, лохматая. Но улыбка ясная, как солнечный помазок. Сложил руки на коленях горбушками—некуда деть их в бездельи. — Чай разопьем с дороги-то,—улыбнулся Вася. И Сидоров осветился улыбкой: — Разопьем.