Сибирские огни, 1924, № 5

Остановилась. — Ну,—смеется Сух,—что-же дальше? В редакции непорядок? — В редакции? Нет, в редакции, я думают, все в порядке, хотя я там •еще и не была. Сух, вы свободны сегодня вечером? Или, правильнее: може- т е освободить себя на сегодняшний вечер? — Какая нужда? — О, нужда большая..., т.-е. для меня большая... Я выхожу сегод- ня замуж, Сух. ? — Что вы удивляетесь, Сух. Разве это так невероятно? — Нет,—-смеется Сух,—я удивляюсь не вашему замужеству. Кому же и выйти замуж, как не вам. Я удивляюсь тому, как долго вы от меня таились. Да все некогда было рассказать, Сух. Погрозил пальцем. — К вам на 14-ую версту? Муза кивает головой. — Будет несколько человек, С пятичасовым поездом прямо, Сух, пожалуйста. — Хорошо,—соглашается Сух,—буду. — Ну, вот,—озаряется Муза улыбкой,—а то я боялась, что вы... — А, по-моему, вы напрасно меня тянете. Я своей вытянутой физио- номией испорчу весь праздник. — Тише,—возмущается Муза,—тише... вы не знаете, как я вас люб- лю... да, люблю... — Вот как,—тихо проговорил Сух, пытаясь улыбнуться.—Ну, а что- же скажет жених? — Нет, не шутите... Это не шутки. И я вам вовсе этого не хоте- ла говорить, так уж сказалось. Когда я знаю, что вы здесь, в этой ком- нате сидите, согнувшись, или оспариваете мероприятия с товарищами, я спокойна, совсем спокойна. Меня тогда очень мало волнует клевета, зло- <5а и прочее и прочее, что сыплют на наши головы. В вагоне душно. Полно. Безбилетные солдаты, беспрестанно кочую- щие между городом и Второй Речкой, группами занимают скамьи. Лежат на всех полках. Во втором классе свободнее. Но пассажиры косятся на номер «Кра- сного Знамени», который положила около себя Муза. И задорно ей раз- вернуть и читать. Из соседнего купэ... — Помилуйте, тысячу лет Россия собиралась... Тысячу лет осуще- ствляла свое призвание... Знаете ее грандиозную мечту о третьем Риме, о кресте на Ай-София... И вдруг чужими, предательскими руками оторвана от всего, за что лилась тысячелетиями кровь. И еще спрошу я вас, что это такое за интернационал? Что может быть нежизненнее, теоретичнее этой теории? Родилась, как Паллада во всеоружии из головы Зевса. И на ложе серой куцой фантазии растянуть несчастную, измученную страну... Послышалось шарканье спички, шум первой жадной затяжки. — Интернационал,-—продолжал тот же голос,—когда вся культура только и живет национальными объединениями. Когда в самой нации да- же особенно и преимущественно действенны этнографические группиров- ки. Одеть всех в пиджаки... на одном языке говорить.