Сибирские огни, 1924, № 5

царских тюрьмах, и его дочери Кати, меньшевички. Выхода герои Вереса- ева не нашли и найти не могли. Они остались до конца одинокими и бес- помощными. Правда, Катя в конце романа уезжает, томимая бездействием, но куда уезжает, это остается неизвестным. В романе дан автором ряд типичнейших картин нашей революции, ряд других характерных и типичных для нашей интеллигенции лиц. Роман читается с острым интересом. Внешне писатель стремится к предельной об'ективности изображения и «неискренней» тенденции в романе не найти. Но, однако, роман однобок: верно, глубоко, с большим пониманием автор нарисовал интеллигенцию. И только интеллигенцию. Другая же сторона, красноармейцы, рабочие изображены им лишь внешне. Казалось бы, внут- реннее, глубокое изображение их и не входило в задачи автора, который писал роман об интеллигенции. Но дело в том, что от большого писателя мы вправе требовать, чтобы даже при изображении эпизодических лиц он умел заглянуть в их сокровенное. Все же революционеры из простонародья Вересаевым изображены механически: за ними он не чувствует, даже в житейских мельканиях, больших человеческих переживаний. Они нарисо- ваны не об'ективным художником, а даны лишь в том, очень предельном в глубину, охвате, с которым их воспринимали главные герои романа. Но, несмотря на это художническое ограничение, роман остается большим литературным документом о нашей эпохе, о революции, об ин- теллигенции в революции. Интересен и, пожалуй, необычен для русской литературы писатель- ский лик Е. Зозули. Большинство его рассказов—это фантастические но- ъеллы, темы которых, однако, всегда близки нашей современности. У него есть и бытовые рассказы о революции, как его хороший рассказ «Мелочь», но гораздо характернее для него его рассказы «Об Аке и человеке», «Гибели главного города» и «Грамофоне веков». Писатель умеет замыслить определенную, занимательную, утопическую фабулу и на ней дать свое художническое отвращение к жестокости и пошлому мещанству старого мира. В писателе чувствуется умный скептик, который знает, что «путь к свободе прост, но горек», и он с какой то сдержанной усмешкой наблюдает этот путь, всегда, однако, умея художнически разглядеть Короленковские огоньки, которые постоянно зовут человечество вперед. И писатель свое- образной фантастикой и сатирой, а иногда и простым изображением быта умеет оттенить зовущее мерцание огней. Нам остается еще упомянуть хорошего писателя-бытовика Новикова- Прибой, который, хотя непосредственно и мало уделяет внимания событиям последней революции, но у которого запах подлинной революции ощущает- ся и в рассказах о быте дореволюционном. Лучшее, что написано им, это повесть «Подводники». Здесь дано яркое описание жизни матросов в под- водной лодке во время русско-германской войны. В повести ничего не гово- рится о революции, но зарождение ее чувствуется почти в каждой страни- це, и автор совершенно нетенденциозно рассказывает здесь и историю собственного революционного прозрения. Моторист Зарейкин, игривый, озорной, как дельфин, и мрачный радио-телеграфист, унтер-офицер Зобов встают перед читателем, как живые. Все это, вместе взятое, рождает у читателя ощущение давящей капиталистической бойни, которая преврати- ла людей в винтики, оторвав их от жизни, от общества, от любви. Здесь чувствуется грозовое предощущение революции.