Сибирские огни, 1924, № 5

централизация, выразившаяся впоследствии в приказно-демократические формы империи. Области, выросшие па основе земского колонизационного устройства, были окончательно уничтожены: могучий протест низов был ответом на приказно-бюрокра- тический гнет императорской власти. «Чем так изумительно-живуча, могуча и энергична—спрашивает Щапов— была старая народная Россия, когда богатырски, героически умирали в Москве со Стень- кой Разиным, когда была вешена, резана, изрублена, сживаема, распиваема?;. «Старая народная Россия боролась и умирала против приказно-бюрократического' строя за свою земскую вечевую старину, за областную самостоятельность, за право сво- бодного колонизационного самоустройства. «А если бы разрыть могилы—архивы старой народной России, если бы разга- дать, чего хотел, что закладывал, слагал в своем свободном земском строении в былые вечевые времена, что пережил и что дважды хоронил и иод конец с горем-злосчастием схоронил земский великорусский мир—народ в своей старой народной земской област- ной России, то, быть может, поняли бы мы отчасти эту могучесть, энергию и жизнен- ность борьбы народной, выразившейся в расколе... И вот не знал он в XVII веке горе- злосчастье и пошел со голытьбою со кабацкою за Стенькой Разиным». Когда читаешь изложение Щаповым народных восстаний, протестов, даже чело- битных, то чувствуешь, что автор невольно заражается духом этих восстаний, его перо- невольно рисует бунты и протесты, как законный ответ народных масс против непо- сильной гралсданской жизни. Щапов хочет сказать, что народ должен был пойти на что угодно, лишь бы вырваться из ужасных тисков дворянской крепостной России. Образование империи было построено на костях народа, его экономическом разо- рении и социальном порабощении. Ревизия душ прикрепляла тяжелое крестьянское со- словие к помещику и закрепляла государственной санкцией фактически установивше- еся первенство. Народ, бессильный что либо сделать—побежал. Масса пошла искать по свету новые места, до которых не доставала рука русского самодержавия. Бегств» было следствием невыносимого социального порядка. Бежали: 1. Крестьяне от непосильных податей и раззорения. 2. Бежали от ненавистного крепостного ига. 3. Бежали от рекрутчины в разбойничьи компании. 4. Бежали отовсюду из городов и сел, из казарм, даже из школ. Бежали горе- мычные церковничьи дети из бурс семинарских, потому что больно тяжело было их, по выражению духовного регламента, жестокостное, инокам подобное, житие. Движение народа было в двух направлениях: «Одно—движение могучей физической силы, вышедшей из терпения, непосред- ственно натуральное, буйное движение накипевшего, наболевшего в сердцах народных антагонизма и недовольства,—это просто рьяный, сбойчатый, мятежный порыв неснос- но сдержанных могучих сил народа к выходу, из-под векового гнета: это пугачевщина. Другое движение тихое, духовно-нравственное, мистико-идеалистическое. Это бо- лезненное выражение угнетенного наболевшего сердца, духа народного, выражение стра- дальческих чувств народа крепостного, порабощенного, оставленного самому себе, без просвещения, без цивилизации: экзальтация больных сердец, мечтанпя и грезы боль- ных, разгоряченных экзальтированных фантазий». «Разбойничество XVIII столетия было каким-то озлобным, свирепым мщением, большей частью направленным на богачей на дворян-помещиков, на начальников. Ча- сто оно было и каким то диким, безразборным разгулом могучей физической силы, жа- ждавшей простора, кипевшей каким-то неопределенным, неосознанным, злобным чув- ством мщения. В разбойничестве первой половины XVIII столетия выражалась какая-