Сибирские огни, 1924, № 5

за свою любовь к родине и народу. «По моему мнению,—говорит он,— нечего бы спрашивать, если думают возвратить допотопных» 1 ). Была ли у декабристов при таком взгляде на Александра II твердая уверенность в том, что новое царствование принесет им грядущих дней освобождение, что новый монарх по доброй воле даст им полную амни- стию, искупив этим актом суровый приговор отца? Дать положительный ответ едва-ли возможно. Правда, Волконский говорит, что «предчувствие о милостях стояло как бы в воздухе... декабристы в них верили» 2 ), но в какую форму будет облечена эта милость, в фораду-ли всепрощения, или, как то имело место в прежних указах, половинчатость мер, полупроще- ние, он не предвидел. Иное настроение переживало большинство, узнавшее на опыте 30 летнего пребывания под опалой цену царским милостям. Я не ошибусь, если назову выразителем предманифестного настроения этой группы И. И. Пущина. За два месяца до манифеста он пишет по поводу предположения амни- стии: «во мне есть что то от Фомы: пока не вижу, не осязаю, не верю...» Вся прежняя политика «Незабвенного» в отношении к декабристам вос- питала это недоверие. Декабристы и в 1856 г. в большинстве не верили в возможность полной амнистии.«Им и в голову не приходило,—говорит на основании семей- ных воспоминаний внук декабриста С. М. Волконский,—что сын Николая! даст полную амнистию тем, кто поднялся против его отца», и если же они проявили известный интерес к манифесту, то движимые вполне понят- ным желанием узнать о предстоящих реформах загнанной «Незабвен- ным» втупик России, реформах, которые властно требовались всем соци- ально-экономическим укладом страны. Декабристы настолько мало верили в возможность полной амнистии для всех,' что продолжали и летом 1856 г., в разгар слухов о милостях, вести те же занятия, что и в прежние годы: ремонтировали на зиму дома, заготовляли запасы, отдавали распоряжения по хозяйству или обду- мывали в глуши Селенгинска, Смоленщины, Минусинска планы усилить его производительность, полагая провести в Сибири остаток дней своей жизни. Вот одна из причин, почему манифест с его «милостью», выехав по ту сторону Урала, застал многих совершенно врасплох. Если незначительная часть поселенных в Сибири декабристов вела в 50 годах оживленную переписку со своими друзьями и родными, то было не мало и таких, кто успел за годы томительной ссылки порвать всякую связь с родными местами; одни из них не знали даже—остались ли в живых их родственники, будут ли в состоянии оказать им помощь выбраться из Сибири и устроиться на новом пепелище, другие же, хотя и имели род- ственников, приняли «освобождение» равнодушно, так как, пустив глу- бокие корни в Сибири, они сроднились с нею, сжились с населением уголков, как Селенгинск, Петровский завод, Тобольск, и сочли за благо отказаться от возвращения в Европейскую Россию. ') Штрайх С. Я. «Декабрист И. И. Пущин» (оттиск). Стр 75. 2 ) Записки С. Г. Волконского. Спб. 1902. Стр. 499.