Сибирские огни, 1924, № 5

Правда, населению дается одна реальная «милость». После целого ряда наборов для укомплектования действующих армий, наборов, оконча- тельно обессиливших крестьянство, манифест обещает не производить таковых в продолжение четырех лет, но это дается опять-таки условно, с оговоркой: обещано наборов не производить в указанный срок по- стольку, поскольку «чрезвычайные обстоятельства не сделают их необхо- димыми». Далее идет целый ряд монарших милостей по отношению к вор'ам, грабителям, лихоимцам, особливо чиновникам, грабившим казну; затем половинчатые меры о кантонистах, о низших чинах из военных поселян Новгородской губернии, участвовавших в беспорядках 1831 г. в округах пахатных солдат, последним даровано право возвращения на родину... Порвавшие всякие сношения со своим сельским миром, распыленные по селениям и деревням необ'ятной Сибири, или отошедшие в иные миры, они не нуждались в запоздалой монаршей «милости». Вспомнив Новгородских поселенцев, умышленно не упомянули о сол- датах—участниках декабрьского возмущения, участниках бунта на корабле «Александр Невский», отправленных в 1828 г. с палубы корабля на ка- торгу, и о многих других «бунтарях» из народа. Ст. XV манифеста посвящена политическим преступникам. Она формулирована так: «Подвергшимся разным за политические преступления наказаниям и доныне еще не получившим прощения, но по из'явлен- ному ими раскаянию и безукоризненному, после произнесения над ними приговора, поведению, заслуживающим помилования, даровать на основа- нии особых постановленных для этого правил: одним облегчения—более или менее значительные, в самом месте их ссылки, другим же—освобож- дение от оной с правом жительствовать в одной из указанных ими во внутренних великороссийских губерниях, а некоторым и дозволение жить, где пожелают, за исключением только С.-Петербурга и Москвы... Тем из с их, получающих ныне прощение, которыебыли подвергнуты наказанию по приговору Верховного Уголовного Суда 13-го июля 1826 г., или же на основании постановлений военно судных комиссий по прико- сновенности к замыслам и действиям тайных обществ, открытых в 1825 и 1827 г.г. и к бывшему в 1831 г. возмущению в Польше, даровать, вместе с законными их после произнесения над ними приговоров рожденными детьми, все права потомственного дворянства, токмо без прав на преж- ние имущества». Здесь что ни мысль, то извилина, что ни слово, то недоговорен- ность, на каждом шагу рогатки, усмотрение. Манифест в этой части явился вынужденной уступкой общественному мнению, которое требовало амнистии для тех, кто 30-ти летним страданием в стране изгнания иску- пил «кару дряхлого закона и кару пошлой клеветы». Как бы неудачно не был составлен манифест, но в условиях русской действительности немыслимо было подвергнуть его открытому и всесто- роннему обсуждению. К счастью, в самом манифесте в 37-й статье дана всесокрушающая критика его. Эта статья, слово в слово заимствованная из манифеста 1855 г., говорит о могущих возникнуть при применении манифеста сомне- ниях и о необходимостях, в таких случаях, руководствоваться указами, коими были об'яснены разные статьи манифестов 1 января и 22 августа 1826 г., 16 апреля 1841 г. и 27 марта 1855 г., и во всех таких слу- чаях входить с представлением в Сенат.