Сибирские огни, 1924, № 5

Здесь кстати следует упомянуть, что Сталин, будучи совершенно изолированным в своей берлоге, без всяких колебаний занял «поражен- ческую» линию и спокойно шел по ней до конца, пока его не моби- лизовали на войну, от которой он отделался ввиду неразгибания одной руки. В письмах к Спандарьяну Сталин целиком разделял его позицию и это поддерживало Сурена в его борьбе с противниками. Надо также упомянуть о том, что Спандарьяну, Сталину и их неко- торым друзьям в ссылке удалось наладить некоторую связь с центром России и даже с заграницей и оттуда получать информации о положении дел и политических группировках во всех партиях. От Спандарьяна мы и в Инбатске начали получать весьма ценные документы (напр., резолюции латышской партии, клеймящей позицию Плеханова и оборончества, и многое другое). Это позволило нам ориен- тироваться в делах. Сурен же нам послал и манифест ЦК нашей партии, отпечатанный заграницей еще в конце 1914 г., но попавший к нам лишь в средине 1915 г. Характерно, что администрация Края чувствовала в Сурене-Спан- дарьяне самого активного деятеля революции и считала его как бы главарем. Так, напр., по поводу грубого обращения с ссыльными (как потом оказалось, уголовными), группа монастырцев подала в Красноярск губер- натору телеграмму протеста. Под этой последней подписалось несколько человек, не исключая и Свердлова; однако, в результате пристав Кибиров -счел почему то нужным арестовать Спандарьяна. Покойный Масленников—прямой и пылкий революционер-большевик (рыцарь без страха и упрека) «Знаменосец»—как его назвал товарищ Сталин, явился к приставу и, стукнув кулаком по столу, потребовал: «Немедленно освободить Спандарьяна и арестовать меня». Кибиров Масленникову это удовольствие оказал, т.-е. его арестовал, «о и Спандарьяна попридержал на несколько дней под тем предлогом, •что он-де «коновод». Так зажила публика в Туруханке уже в эпоху войны. Постепенно позиции прояснились. * * * В конце 1915 года я уже окончательно убедился, что мое пора- женчество совпадает с настроениями, имеющими место в лучших кадрах нашей партии, и, между прочим, об этом нам сообщил не кто иной, как сам Я. Е. Боград. Вместо того, чтобы попасть в Лозанну, где была его семья, сделать себе операцию и затем побывать на «Венском Конгрессе», Боград остался в Красноярске, занялся уроками, обучал даже «дочь епископа Никона», как юмористически лукаво рассказывал затем Яков Ефимович. После этого он выступил где- то вместе с покойным Патлых и... сел. Посидел и раба божьего опять на старое родное пепелище в -«Туруханку». Ведут его зимой казаки мимо В.-Инбатска. Я из сил выбиваюсь, чтобы попасть к нему, но его стерегут не на шутку. Увидевши меня,