Сибирские огни, 1924, № 5

Была затем интерпеляция в палате общин, известно-ли это статс- секретарю по иностранным делам сэру Эдуарду Грею и т. д., но комедия кончилась ничем, как сообщал мне с гостеприимных берегов тов. Штейн. Он мне эзоповским языком предлагал «последовать примеру», но увы! на другой год швед Лидс, пробравшись в Туруханск тем же север ным водным путем, что и капитан Вебстер, очень любезно ответил неко- торым из нас: «Не могу, связан словом, данным губернатору». Всякие надежды на бегство северным путем исчезли. Приходилось устраиваться в Туруханске всерьез и надолго. Совместно с Пашкой Ясеновским, Сер- геем Нюбергоч и Алексеем Стоговым мы уходили далеко в тайгу и ста- вили дрова. Местный купец Лукашевич из уголовных ссыльных, некогда пришедший сюда по нашумевшему делу «червонных валетов», до извест- ной степени нам покровительствовал. Он давал нам в кредит топоры, бродни и продукты, а мы за это платили ему каторжным трудом, рабо- тая зимой на лыжах в тайге по установке дров. Его приказчик принимал их по рублю за сажень и мы были рады, ибо есть было нечего. Весной тот же Лукашевич нанимал всю туруханскую колонию на работу по погрузке и отправке товаров из Монастыря или Селмванихи в Туруханск, так как пароход в этот последний не заходил и потому то- вары, прибывавшие по Енисею на пароходах для Туруханска, попадали в этот последний на специальных лодках по рукаву Енисея. Быт и жизнь ссыльных к этому времени достаточно успели офор- миться и принять известные очертания, характерные для многих колоний. Административные, получавшие 15 руб. в месяц пособия, жили порою бо- лее или менее сносно. Жили коммунами, куда примыкали и поселенцы, лишенные прав и вынужденные поэтому влачить жалкое существование и зарабатывать гроши непосильным трудом. К этому времени относится несколько самоубийств и несчастных случаев в связи с погоней за зара- ботком или вследствие острой тоски. Так, ссыльный поляк Роговский отправляется из Туруханска в Мо- настырь. На другой день его находят замерзшим. Поселенец латыш, Галин, редкий труженик, инструментальный ма отер, слесарь и плотник строит себе домик, где им была оборудована слесарная мастерская. На первых порах была работа и Галин даже выпи- сал из Митавы жену и зажил чин-чином. Вдруг к весне 1912 г. Галин кончает счеты с жизнью. Да еще как кончает! В отсутствии жены запи- рает ставни и зажигает изнутри дом, где сам остается. Когда ссыльные- поднятые тревогой, прибежали спасти товарища, оказалось, что вери,- накрепко заколочены, а изнутри взрываются коробки с охотничьим дорол хом и кислотами. Дом, облитый керосином, сгорел, как свеча. А покоо горна был найден обуглившийся труп Галина, предварительно застрелив шегося из винтовки. Этот ужасный случай и такой же в Верещагине заставил ссыль- ных несколько ближе подойти друг к другу, чтобы совместно дружно по- бороть тоску и голод. Ермалик начал организовывать хор, изредка ста- вились спектакли, публика начала издавать нечто вроде журнала, кото- рый, увы! должен был ликвидироваться, вследствие отсутствия материала и живой хроники. Скандальной, впрочем, хроники порой бывало больше, чем достаточно. Так, например, на почве картежной игры Булановский откусил своему