Сибирские огни, 1924, № 5

С революцией Архип Афанасьевич не мирился. Большевиков ругал. — Ведь ты же крестьянин,—улыбалась Муза,—твои братья пашут, а в деревне и ты пахал. — Дура,—сердился Архип Афанасьевич,—так что-же с того, что крестьянин. Да честный, а они подлецы. Хода его мыслей Муза не улавливала, но возражала: — Ну уж, все и подлецы. — А разве не подлецы, когда сделали такое с Россией... Всех уравнять... У всех отнять. Да как отнять, когда я своим горбом... — Да что у тебя отнять?—смеялась Муза.—У тебя, если и есть имущество, то в голове. -Такого имущества не отнимают. Беседа умиротворялась. — Но связалась ты с ними напрасно,—говорил он.—Союзники ни- каких большевиков не потерпят. Подожди только. — Но что делать, папа. Возвращаться к старому? — А то как-же. Плохо тебе было в старом? —• Мне-то, может быть, и хорошо, да другим плохо. — Кто работал,—заявлял убежденно Архип Афанасьевич,—тому не было плохо... А пьяницам, да лежебокам... А теперь вы хотите всех уравнять... Да никогда этого не будет. Умные всегда будут все равно сыты, а дураков все равно запрягут. — Все это, может быть, и правда,—тихонько говорила Муза, —но надо-же итти вперед, папа. Нельзя же все на месте топтаться. — Разваливать, жечь... это называется итти вперед. Как колода...— выразительно стучал он пальцем по лбу. Но разноголосица не влияла на их отношения. Втайне Архипу Афанасьевичу было даже приятно, что его дочь— большевичка, и иногда в некоторых кругах позванивал Музой, любуясь неподдельным ужасом слушателей. Красный мыс в 14-ти верстах от города. В двух минутах ходьбы по тропиночке в чаще ореха и винограда— полотно железной дороги и небольшая площадка. Дачные поезда оста- навливаются на площадке. Первый утренний поезд идет в город в 6 ча- сов, последний из города в 12 ночи. Муза ездит вторым поездом. Но она несчастлива, всегда опаздывает: платформа так близко, чего торопиться. Таня взбирается на вершинку ближайшей сопки и кричит: «Барышня, Музочка, бегите, уже показался!»... Муза знает, что от поворота, с которого виден поезд, до мыса, по- езду пять минут. Значит, в распоряжении еще три минуты. Надо прико- лоть передник, заколоть волосы, зашнуровать ботинок. Но вдруг гудок. Тогда вскакивает возмущенная и в отчаянии несется. Но поезд сто- ит всего секунду. Хорошо, если удается вскочить в последний вагон. -— Что за нелепость,—раздумывает она, тяжело дыша,—почему это я все!да опаздываю? Нет, нет, это уже в последний раз. Поезд идет по обрывам, над самым морем. Смотреть из окна—не видно земли, только море, но и море внизу... точно летишь, тихо погу- дывают чугуны колес и скреп. Муза всегда раскачивается на подножке. Обдаваемая ветром и раз- машистым дымом, а в груди бегает маленькая ящерица, пестрая, с тяже- лым хвостом и греется на каждом камне и блестит глазком на каждую траву.