Сибирские огни, 1924, № 5

В крае было об'явлено военное положение и туда для расправы был на- значен особый генерал-губернатор Толмачев, которого не следует смеши- вать с еще бопее известным сатрапом Одессы. Наконец, нас отправили. Но вместо Туруханки мы попали в Приан- гарскую ссылку, в глухой угол Енисейского уезда, в Кежемскую волость. Партия наша, где был я, Федор Шумяцкий, Вячеслав Лукоциевский и Шемелев, была раз'единена. Я попал в деревню Селенгино. Будучи отор- ванным от друзей, я немедленно решил бежать. К этому побудило меня еще и то обстоятельство, что власти находились в явном заблуждении, считая меня административно-ссыльным и платя мне по 8 руб. 50 коп. в месяц, тогда как я был «лишенным прав» ссыльно-поселенцем. Вышло это потому, что жандармский ротмистр Скербуц безнадежно запутал дело, смешав меня с Федором Шумяцким, бежавшим из Нарыма. Путаница по- лучила санкцию департамента полиции, решившего «братьев Шумяцких сослать в Т у р у х а н к у». А бунт туруханцев дело довершил, так как папки с делами нашими, прибывшие в Отдельное Туруханское Уп- равление, были сожжены восставшими там анархистами в числе других дел ссыльных. Начальству для нас пришлось состряпать новые папки и послать на Ангару. Выходило так: я административный, следовательно полноправный •обыватель, которого «изолировали» в порядке усиленной охраны. Если при неудачном побеге поймают даже за Сибирской границей, то макси- мум отсижу три месяца и буду вновь водворен в не «столь отдаленные». Если же меня успеют раньше разоблачить, то труднее будет бежать, ибо з а переход границы Сибири поселенцу обеспечено верных четыре года каторги. По этим соображениям я с весенним льдом пустился вниз по Ангаре, вместе с тов. Акашевым, Феофановым и Жбановым 1 ). Опасные пороги Ангары, утлая наша ладья, погоня, столкновения с кордонами, а главное—триста верст пехтуры от Енисейска до Красноярска— все это было преодолено. В Красноярске я пробыл только два дня и, увы!., на вокзале меня берут вновь; на этот раз с паспортом, на время «одолженным» мне Ксенофон- том Хруцким, товарищем по Красноярской тюрьме. Я всячески доказываю свое алиби: да, я сын попа, студент и т. д. Однако, снимки пальцев и фотографические карточки, хранящиеся в Жан- дармском Управлении, непреложно устанавливают, что я—Шумяцкий, год с лишним тому назад взятый в Красноярске. Никуда не денешься. Снова сижу. Это было летом 1909 г. Поме- стили меня в камере с Вл. Виленским и Алексеем Роговым. Затем меня сажают в одиночку, судят за «липу» 2 ) и побег. Отсидел. В августе отправ- ка уже не на Ангару, а в Туруханский край, согласно первоначальному постановлению департамента полиции... * * * Наша баржа, прицепленная на буксире к «Дедушке», представляла собою своеобразную пловучую тюрьму, катящуюся по волнам Енисея на далекий Север. Если бы не озверелая физиономия конвойного офи- цера да винтовки солдат, публика в серых халатах чувствовала бы себя ») Якашев—бывш. анархист, сейчас видный работник авиации. Фе офа н о в - с . - р ., тамбовец, Жбанов—уралец, с.-д. В Красноярске я всех троих снабдил паспортами и они. благополучно продолжали свой путь. Я же был узнан жандармским ротмистром .Игнатьевым на вокзале и арестован. 2 ) «Липа» на тюремном жаргоне означает фальшивый вид на жительство.