Сибирские огни, 1924, № 5

Обсуждал народ: ох, баламуты, Озорные—страх! Эх, не понимали, значит,— Это-ж буйствовала жизнь сама. Встала в рост, как есть и, озадачив, Намечала свой большой размах! Кто-то на теплушке вывел мелом, Подкрепив свой лозунг матерком: — Смерть, растак твою, всем белым! — И пузатого проткнул штыком. И опять бежал, ревя потоком, Длинный неспокойный эшелон. А ему в ответ с востока Громыхал, сверкая, чешский фронт. III. Что теперь? Живешь—не тужишь. Радостные видишь сны. Греешься на печке, если стужа, Дождь пошел—домой и хоть-бы—хны! Видишь копошится малый в зыбке, Жду, вот позовет,—качай. Не согнать с лица теперь улыбки Не нарочно, невзначай. Даже вспомнишь фронт, окопы, Вшей—и то лишь скажешь: что-ж, Нечего впустую языком нам хлопать,— Ты по-деловому подытожь! Полною свободно дышишь грудью И какие говоришь слова. Словно вкруг иные люди, У тебя-ж другая голова... Георгий Павлов.