Сибирские огни, 1924, № 4

Надо воротиться. (Повесть горькой жизни). Глеб Пушкарев. Никита Куликов—мужик бедняк. Изба—одно название: пнешь и развалится и на истопель не соберешь. Но это Никиту мало беспокоит—в избе вот у него шесть малых ртов, да жена хворая, второй год не встает, а есть всем надо. С одной лошаденкой да коровенкой далеко не ускачешь. Семь ртов тре- буют: дай... А чего дашь? Пахал две десятины, налог сдал, а самим не хватило. Лопатчика, износилась, ребята в избе на печке, работников—один... Ничего не выходит. Никита и в работники поступал и на страду чужую ходил: не выхо- дит—голодают ребята, пухнут, есть хотят. Летом по-миру шлялись за куском, зимой и выйти не в чем... Жисть... Никита мыкался, молчал, а сил нет: слабнет. Пробовал ночами курей воровать—прибили. На сходню водили, стыдили... —А какой стыд, коли ребята с голоду пухнут. — Рази иначе можно? И отпустили: бедняк, че с ево возьмешь. Не сладко дома. Второй день, кроме сухого куска краюхи, ребята ниче- го не видали. Да и самому есть надо. Сил не будет и работа не пойдет, Никите и в дом то не идется... — Тятька... Исть охота... Ох, знает Никита это—исть охота. Верно охота, а че исть-то? За ку- ренка прибили, корову не с'ешь. Изба Никиты—галчатник: рты да глаза. Глаза сердце сверлят, рты сами открываются: дай, дай, дай. — Ох ти, восподи, и што за напасть? Пошто этто на меня-то эк. На других же нет экого. Скребет Никита в затылке, да не выскребешь. — Темные мы люди,—ворочается мысль,—кабы голова-то умнее была— лридумал-бы. В хозяйстве не клеится. — Че же—один, а их шесть... Че не сладишь, слопают и еще подай. V ^ тт., п с л с п т т п» п л п г н п па гтгл L-nQir»YX/ я иЯ ПППГП-ПК