Сибирские огни, 1924, № 4

Пугающая психология. Н. Сибиряков. Вечером с молоканки шла Анна Корниловна. С коромыслом обнявшись- Торопилась. Высокой коленной грудью рвала серую сумеречную муть. Колька ставни запирать вышел—зорким воровским глазом узорил. — Грудью ходишь, ожеребишься, кинул в серую темь. Со вдовой и пошутить только. Постоял, подождал—может скажет. Не сказала. Ставнями волглыми, сырыми заскрипел, замурлыкал. С соседской, крыши жердь снял—на дрова сгодится. Хозяйским хлопом запер сени. Под высокими навесными воротами председатель сельсовета Лобов. Дождевик парусиновый над головой башлыком завострил. — Хто это тама-ка? Вышел. Рассмеялся: — Волк! Испугал поди! — А, Степан Романович! Чо это вы ночной порой под воротами? В избу проходите, гостем будете! А сама, слышно, рада. И испуг прошел. Ведь председатель сельсовета, не кто-нибудь. Коммунист, образованный! Хоть и неловко вдове к ночи гостя привечать, да кто увидит? Про нее- еще никто на деревне не говаривал. Не таковская, чтобы на славе быть. — А если-бы и ославилась? — Шестой год без мужа, дивить нечего! Ржавым писком калитка свистнула. — А пугающая у вас психология, Анна Корниловна. Эко дело—человек под воротами! — А кто его знат, какой человек! Вдова я. Увидят, всяко подумают! Широкой дверью сени распялились. Теплым обратом лавку рогатые по- дойники оплеснули. Темно было. Вместо ручки дверной, грудь вдовью рука опалила. — Степан Романович, ай да чо это вы?.. Щекотом сладким вздрогнула вся. И лицо загорелось. Не забытые муж- нины ласки в голову бросились. У... ух! Холодок пробежал по телу, знакомый, тряский... В избе щами горячими, да шаньгами пахло. Образа старые дедовские- перед лампадкой щурились. Жутью чернели в переднем углу. Залавок, пузаты- ми кринками до горшками опоясанный, к печке прижался, СУТУЛЫЙ , беззубый.