Сибирские огни, 1924, № 4

Цвела и убиралась травами мохнатая грудь земли. И так же цвело самоцветами далекое голубое небо. Утрами, когда солнце поднималось выше Нарымского хребта, сползали с белков туманы, колыхались и плыли в до- лины, плыли и Таяли. Лаской, голубыми маревами исходила земля. Из-за Иртыша, со степи—горячий ветер пустынь и, может быть от этого, трепетало сердце и млело молодое тело Васенки. Бросила она мотыгу, растянулась между молодых плетней арбузов и дынь и будто в себя приня- ла всю эту глубь небесную, тишь и солнечный зной. Недалеко лес, и слышит Басенка его молодой зеленый шум, пение птиц, журчанье горного ручья... Под белой рубашкой, как два покрытые арбуза—груди. Она часто при- поднимается на локоть, заслоняет глаза рукой от солнца и долго смотрит на свинцовое сверкающее плесо Иртыша и когда видит скользящую по течению рыбачью лодку—сердце забьется-забьется. Уж солнце на полдень, руки и спина устали, а работа не спорится. В горле часто пересыхает. Васенка берет кувшин, поднимает и медленно тянет сквозь зубы согревшуюся воду. Глянула на Иртыш и вдруг отшвырнула от себя кувшин, схватила узелок и пустилась бежать: по Иртышу шла лодка, с высокой зеленой березкой и трепыхавшимся белым платком. Раскрасневшаяся, запыхавшаяся еле влезла в лодку и повалилась на разостланные сети. — Антошка, ты ничево не забыл? — Нет, все взял... Узел твой под сетями. — Ну и слава богу... ; У весел сидел Антон-рыбак. Лодка тихо поплыла по течению.