Сибирские огни, 1924, № 4

...Вечером доила корову. Подошел свекор, постоял возле, по спине к о- рову погладил и тихо, по-воровскому: — Чо мучаешься? — Тебе, тять, ково нада? — Да тебя все... Мучаешься без мужика то настоящего? Приходи-ка на. час ночью в баню. Тебя не убудет,—по плечу потрепал, словно лошадь,—да и, грешок то птичий... Не нашлась, что сказать, ровно обухом ошарашил по башке. Повернулся и переваливаясь пошел к бане через баз. И ночью долго не хотелось спать. Вышла к воротам, села на завалинку. Мягкий, ласкающий холодок обнимает, жмет. Воздух, точно медовуха све- жая—пахуч и пьян. На темно-синем бархате неба звезды, как золотые гальки рассыпаны. У реки костер горит, а над ним роем вьются золотые пчелки- искры, будто над раскрывшимся подсолнухом. Тихо. Спит село. Вот в такую• же ночь сидела она три года назад. Не одна. Рядом был Матвейка—молодой,, любимый. Привалилась головой к плечу, слушала его говор и вздрагивала от холодной руки, тискавшей груди. Вспомнила, и будто сердце кто в руки! взял—сдавил. Больно стало... Легонько скрипнула калитка. — Васен, ты сидишь?.. Не ответила. Подошел—свекор. Присел рядом, обнял. Руку отшвырнула. — Ну, дурочка, не лягайся, тебе же лучше хочу. И опять руку заносит. — Тять, не шевель меня... Грех... господи!.. И вдруг хлынули слезы. Так в весенние дни прорываются ручьи. И так: сладко было утопить в слезах свое горе. А свекор уже прижимается, по щеке корявой рукой гладит. — Ну пошто, дурочка, плачешь? Говорю—птичий грех. Ух ты, курдюш- ная моя!.. Вырвалась и быстро, быстро пошла в темноту. Мутное марное утро—это дышет земля. В белом тумане не видно солн- ца, в белом тумане избы, как выцветшие юрты киргиз. С колокольни мед- ленно и тягуче падает звон, падает и глохнет в сыром воздухе. Село проснулось—тихий праздничный говор от избы к избе. И еще—в белом тумане, в глухом тяжелом мареве песня: Сосет, гложет мое се-э-рце, Змея лютая тос-ка-а-а... а-а-ай да-а! Змея лютая тос-ка-а-а... У одной избы окликнули: — Што рано, Васена, загуляла?.. Ай дома не ночевала? — Гу-лям, язви ее!.. Всем праздник, а нам што—доли нету?!. И пить будем и гулять будем, Ковда смерть придет—помирать будем...