Сибирские огни, 1924, № 4

Стоял и дыбил волоса В ночной тиши, И до утра дымок вился У входа в шалаши. Пришла пора,— Один удел: И вол и раб Ярмо надел, И бич от крови затвердел, Вздымаясь и ложась, И пот смердел, и свой предел Искала тщетно власть. И не циклопы, нет... На глыбы горы глыб... Кровь проступала рук мозолистые складки, И сонмища сгибались, чтоб Эдип Со сфинксом мог играть в загадки. Висячий сад,. И бег колонн, И взлет громад, Как стылый сон,— Великолепьем скован он И роскошью одет,— И, снится, к ним со всех сторон Ведет песчаный след. Текла слюна, И мускул пух, И торс был наг, И наг был дух, И жарче солнечных засух Жег взор рабов. Он полыхал, он тлел, он тух И разгорался вновь. Рука искала меч. Вождь не найтись не мог,— Спартак!.. Рабам смерть не казалась горче. И пусть пришла! Пусть по краям дорог Шесть тысяч тел забилось в корчах... Пусть плоть насквозь Пронзил, разя, И труп, как гроздь, Повис, скользя, Но мог ли гвоздь их ярость взять, Впиваясь в крест. Вз'яренный вопль нельзя распять, Рокочущий окрест.