Сибирские огни, 1924, № 4

комнату». Как то всплыл образ Амбразанцева. Она знала его еще очень мо- лодым. Он и теперь еще молод. Моложе ее на три года. Адрес его знала, за- ходила раньше: у Амбразанцева всегда были новые интересные книги и рус- ские и иностранные. По крутой спиральной лестнице поднялась в третий этаж и только в щеголеватой, тщательно убранной комнате, столкнувшись лицом к лицу с Амбразанцевым, гладко выбритым, элегантным, Юлия Серге- евна пришла в себя, нашла силы лгать, говорить. — Говорят, вы больны. Вот пришла вас навестить, товарищ. И неестественно деланный смех с попыткой изобразить кокетство по- коробил бы всякого, но не Амбразанцева. Нет не Амбразанцева. Он поглядел странно спокойными, пустыми, мертвыми глазами. — Очень обязан. Но я, собственно, не болен, а прямо неестественно устал. Пять дней не выхожу. Был доктор, что то прописал. Завился клубок разговора лживого, ненужного, но как же без него? — Вам не нужно ли чего? — О, нет! Что вы. У меня хозяйка. Снабжен свыше меры. — Много в последнее время работали? — Нет... совсем не работал. Когда же работать? Теперь партконфе- ренция, продолжится еще дня четыре, до этого было: пленум Губисполкома, бюджетная уездная, бюджетная губернская комиссии, ревизионная комис- сия, ячейка, собрания лекторов, собрание сотрудников, лекции. — Все-таки... вы, кажется, ездили в деревню? — Как же, ездил, ездил. На беспартийные конференции. Заготовлял речи, тезисы, доклады, резолюции... — Ну и ничего. Успешно? — Очень хорошо! Голос Амбразанцева звучал вяло, лениво, чуть слышно из-за еле рас- крываемых губ. — Очень хорошо. Даже прекрасно. Резолюции приняты единогласно. «Кто против?» Никто. И великолепно. Говорили и то и другое. Почему у нас нет того, другого? Отчего наши дети не учатся? Зачем нас разоряете? Я предварительно спросил: «Товарищи, готовой резолюции ни у кого нет?» Нет. И чудесно. Бюрократическая машина замолола. «Беспартийная конфе- ренция такой то волости»... Сводки, выводы, статьи, статьи, статьи... «Тьма низких истин». — Как странно вы говорите, товарищ. Вы шутите? — Нисколько. Я прямо устал, невыносимо устал от пустяков. Ведь то, во что не веришь—пустяки. Какой я работник? Я марионетка, на которую нажимают кнопочкой. Нажали и готово. Я пляшу. Сколько уж я плясал и другие плясали вместе со мной! Слова: «издыхающий пес капитализма... стяг... октябрьские вихри... победный конец... все как один... пусть зна- ют... алое, алая... алые...» Ну, а дело решается, конечно, без пешек, как старшие рассудят. Банальное это то, что замаслилось от всеобщего употреб- ления. Я устал от банального, устал от пляски. Был призыв без жеребьевки, написал хвалебную статью, на другой день распубликовали призыв с же- ребьевкой, написал восторженную статью о жеребьевке... Как ни далека была Юлия Сергеевна от всего, что не она и не Степан Ильич,—ее голос зазвенел возбужденно и искренно. — Что вы говорите, товарищ? Как можно так говорить! Вы что же, ра- зорвали с партией? Хотите уехать заграницу? Как работать при таком на- строении, когда видишь только одни ошибки?