Сибирские огни, 1924, № 4

— Какое лицемерие. Кто это «поправили бы»? Как же это? В каком, порядке? Да и зачем? Я только представитель техникума. Ведь надо обла- дать каким-то особенным уменьем, особенными качествами, чтобы выдви- нуться в партии. Будь ты семи пядей во лбу, но, если ты имел когда-нибудь несчастье принадлежать к другой партии, тебе дороги нет! Если плохо ужи- ваешься с товарищами, не умеешь вместе с ними запутываться и выпуты- ваться, если трое-четверо завистников негодяев, даже не из партии, настро- чат на тебя донос в Контрольную Комиссию, то уже—готово. Когда мы по- знакомились, ты был токарем по металлу. И теперь—через шесть лет рабо- ты—то же самое. После комиссарства, всех фронтов, военкомства, политру- ка военной части—тот же токарь по металлу. Прибавилось только—«по- мощник красного директора». А весь завод—со всеми калькуляциями, дискус- сиями, «нотом», восторженными резолюциями и телеграммами—на ладан ды- шет. Вот-вот свернется. — Во всем ошибка! Конференция отдельную личность в расчет не при- нимает. Я своей судьбой вполне доволен. Организации видней, куда я гожусь. Как не понять... Он избегал уже местоимений!.. — Ведь люди только втягиваются в работу все новые и новые. Им ин- тересно, необходимо все. Всякое прение... — Шесть лет все втягиваются. Одно новое лицо на четыре десятка ста- рых... А масса? — На то ячейка. Это втянутое лицо передаст массам... — Доклады... Слова, слова, слова. Жованая бумага. Ох, как все это надоело! Из-за слов и собраний, говорилень ненужных, некогда настоящую- работу работать. — Эти то слова дело и.выясняют. В них опыт. Видна, ведь, только ли- ния. И то—приходится выправлять. А способа-то надо вырабатывать. — «Способа»! Не удержалась Юлия- Сергеевна, передразнила. Злые, несправедливые, лишь бы только обидные—лишь бы только во что бы то ни стало обидные— слова тесинли ей грудь. — Отвратительная жизнь. Не для человека, а для вьючной скотины. Некогда ни побыть с ребенком, ни с'есть человеческого обеда, ни прочесть интересующей книги... Вон, Матюшин во время всех заседаний газеты чита- ет. Штук двадцать перечитал. А Амбразанцев ни на одном и не был. — Болен и не был. Юлия Сергеевна кончила зашнуровывать ботинки, старые, десять раз чиненые. Грязь вчерашняя на них засохла. Вчера так утомилась, измучи- лась, не успела вычистить. Сережа что то раскапризничался, не спал. Сего- дня уж некогда заниматься чистотой. Взглянула на себя в зеркало: «Да, ко- нечно, глаза впалые, без блеску, сухая кожа, у глаз, у рта морщинки, губы тусклые. Но разве в этом должна быть любовь? Может быть и она немного виновата... Два последние года у них все меньше и меньше светлых минут. Она признает, что очень раздражительна. Да и что мудреного? Но так... так не было еще никогда». Когда вернулась из уборной, умывшись, Степан Ильич уже кончил есть. Курил (слабость, за которую грыз сам себя), покусывая левый ус и опустив - глаза. На грубой, холстяной скатерти лежали рыбьи кости. — Что такое? Опять кости! Сколько раз просила. Что за гадость. И