Сибирские огни, 1924, № 4

риться совсем. Противная эта комната, противные обеды попеременно в че- тырех столовых, невозможность часто менять белье. Противно, что ни од- ной минуты нельзя остаться наедине с собой, что каждое мгновенье жизни взято почти против воли... Как было все иначе!.. Июльский, незабываемый вечер. Кипела, рушилась в борьбе, создавалась жизнь. И в ней самой, в Юлии Сергеевне, шла бурная, радостная работа. Была представительницей от левых эсеров в совдепе. Шел вопрос о наступлении на немцев. Представителем от большевиков был Сте- пан Ильич. Говорил не очень грамотно, но с какой силой, с какой убеди- тельностью! Она поняла, что и для нее пришла решительная минута радост- ного, творческого перелома. Впечатление от собственного звенящего голо- са и до сих пор не изгладилось. «Товарищи, говорю от себя, полномочия сла- гаю! Да, никаких наступлений! Войне конец... Ни одного выстрела в наших трудящихся братьев, все—в наших врагов! Братство! Братство всех трудя- щихся, борьба с насильниками! С капиталом, все еще живым, стоящим в дан- ный момент у власти. Полномочия мои, как делегата от левых эсеров, сла- гаю. Я больше не член совдепа...» Этот восторженный взгляд, сияющая улыбка, крепкое до боли рукопо- жатие. — Но зато—член нашей партии, товарищ. Правда? Безумие, расточительность любви. А все кругом, да и она сама, начина- ли посматривать на нее, как на заучившуюся старую девушку, которой уже никогда не суждено стать женщиной. Дивная повесть встреч, ласк, чего то сказочного, волшебного, вплетшегося, как ярко реющая лента, в пышный разлет мировой бури... Слезы выступили на глазах Юлии Сергеевны... Скорее накинуть капот, умыться, подойти к нему, обнять крепко, крепко, попрежнему сказать: «Стэсь, Стэсь милый! Что же это такое? Что у нас делается? Что случилось? Скажи мне, что ошибаюсь, что все у нас—по-старому». Муж заговорил первый. Я Сережу отвел уже к Фроловым. Опоздаем на конференцию. Надо торопиться. Тон был деланно вежливый, неискренний. Как будто другое что то хо- тел он сказать. Другое, мучительно прилипшее к губам. Вот нужно, нужно сказать! И от этого тона высохли слезы, как марево дрогнула и сникло то, что казалось Юлии Сергеевне таким легкоисполнимым и вместе с тем един- ственно нужным, все разрушающим. Да... вот уже месяца три, как он пере- стал звать ее Люличкой. Раз как-то назвал Юлией Сергеевной, потом—ни- как. Имени избегает. — Ох, я и забыла про конференцию. Нельзя отдохнуть и в праздник. Какая тоска! — Тоска? — Конечно. Все по заведенному, по писанному. Ну, какой для меня ин- терес могут представить все эти прения? Будь это в Москве, в Ленинграде, а тут? Вопрос не стоит выеденного яйца... К нему записываются тридцать ора- торов. Или доклады? Доклад Губкома о международном положении. Чего только Мерлин там не напутал! Каких не наделал ошибок... — Поправили бы... „ ''^iab