Сибирские огни, 1924, № 4

Не унимается хохот. Где уймешь шутников! Возницы кричат на лошадей, дергают возжи, чмокают. Тронулся обоз. Под улюлюканье, под свист, под хохот уезжают женщины. Те, что шли еще недавно в другом обозе, тогда озорно-веселые, сытые, с надеждами, с плана- ми: Харбин, шантаны, иностранцы!.. Уползает обоз. Скрипит, поскрипывает, потрескивает по длинной, по кривой, изгаженной, шумной многолюдной улице. Скрывается за настеж рас- крытой поскотиной. Сползает на дорогу. Туда—где город. Еще шутят оставшиеся, еще мнут баб. Срамно, гальливо насме- хаясь над ними (и вспыхивает самцевое, мужичье в глазах), а потом расхо- дятся. К настоящему, к трудовому, к боевому возвращаются. Куда-то отби- вает Коврижкин, командир, добровольцев. Что-то замыслил—хитрый и знающий... Второй это обоз—тот, который весело провожала коврижкинская стая—второй этот обоз, который—с бабами. Раньше был отправлен иной. Раньше под сильным конвоем вывели из избы-тюрьмы пленных офицеров. И молчали бойцы, также любопытно, жад- но сгрудившись вокруг стражи... Молчали—и, метко запоминая, разглядывали. Выходили, не глядя по сторонам, шаря взглядами где-то вниз, под нога- ми, бледные, оплывшие, желтые. Выходили, утратив бодрую осанку, молод- цеватость, шик. Выходили офицеры—переставшие быть офицерами: просто озабоченные большою (ах, какой необхватно-большою!) заботой, усталые, грязные, плохо поевшие люди. Рассаживались по саням. Втискивались меж конвоирами, жались, сжимались. Не видели, но чувствовали (как не почув- ствовать!—острые, колющие!) тяжелые упорные взгляды молчащих и зна- чительных в молчании бойцов коврижкинских. Скрипели, попискивали, потрескивали сани, уползал обоз. Туда—где город... И когда он уполз, скрываясь в зыблющейся тесноте улицы, люди стрях- нули с себя цепкое молчание, задвигались, заворчали: — Крышка, брат, имям!.. — Выведут в расход беленьких!.. — Накрутят, застукают!.. — Ишь, какие тихонькие, да скромненькие!.. Чисто девицы красные!., — Попили кровушку, попили! — Теперь—крышка! Амба!.. И было крепкое, мужицкое, хозяйственное удовлетворение: амба! конец теперь этим!.. Оно вилось, яснело в хищных улыбках (невеселых, ко- лючих), оно двигало, раскачивало, спаивало, связывало толпу стадовым, глу- хим, умирающим гулом... 21. Путь обратный. Гулом глухим (зверь таежный ворчит так, издали поглядывая на добы- чу), гулом стадовым встречали по деревням эти два обоза. Вылезали мужики из изб, высыпали остроголосые ребятишки, облепляли сани, назойливо лез- ли, глядели, разглядывали. И конвоиры незлобно грозили винтовками, отпи- хивали любопытных прикладами, покрикивали: — Не лазьте!.. Слышь, не лазьте, земляки!..