Сибирские огни, 1924, № 4

— Был, значит, покойник-то в гробу?—заинтересованно, мягче спросил Коврижкин. — Был, был! Это в Максимовщине, в селе, ночью офицеры деньги перегрузили в гроб... А тело покойника во дворе, за гумном, в снег зарыли... Трое за столом задвигались, выпрямились: — Та-ак!.. — С почетом, значит, подполковника-то похоронили!.. Ха!.. — По-белогвардейскому!.. — По-собачьи!.. Вдова подняла обмотанные руки и укрыла ими лицо. И из мятых, полу- мокрых платков послышался всхлип. Коврижкин оглянул избу, увидел у стены лавку, кивнул часовому у дверей: — Подставь-ка лавку! И когда лавка с грохотом стала возле женщин, сказал обеим, не глядя на них: — Сядьте.... Эту-то посадите... Королева Безле бережно обняла вдову и посадила. Сидя, Королева Безле почувствовала себя . свободней, бодрее. Она расстегнула ворот своей шубы, выправила на шее пуховый платок. И, обла- див себя, обдернув, обуютившись, связно и толково рассказала обо всем. А когда она рассказывала, вдова Валентина Яковлевна опустила резко на колени руки, сжала их, впилась в нее глазами. Не плакала, не прерывала, а только тяжело, упорно глядела и впитывала в себя все, все... 19. Женское. Об этом нужно рассказать без улыбки, снисходительно, осторожно. В избе, там, куда согнали коврижкинцы офицерских мамзелей, где раскаленная печка железная потрескивала, позванивала, было тихо. Женщины сжались, молчали. Крикливые, шумные, озорные—они зажали в себе неуемность, размах, бесшабашность—и затихли. Они затихли сразу после того, как пришли оттуда, из штаба, после допроса, вдова с толстой. Они еще не знали всего, но увидели они опаленное отчаяньем и обидой лицо вдовы и растерянность грузной Королевы Безле—и сжались. Они уже узнали о гробе, о деньгах, об обмане. И чуяли тяжелое, гнетущее, что нависло над чужой, но ставшей близкой в незнаемом еще горе женщиной. Прислонившись к стене, сидела на лавке вдова, Валентина Яковлевна. Она молчала. Она не плакала. Но глядела пустыми, невидящими глазами. Глядела—и ничего 1не видела. И смотрели на нее подобревшими, влажными глазами женщины. Смо- трели—и думали о чем-то, каждая о своем. И так долго бы, быть может, молчали они и множили и травили в себе тоску, если-б не Королева Безле. Грузная, оплывшая—встала она перед вдовою, подперла рукою щеку (врала она, поди, что прокурорской дочерью была в девичестве невинном!), всхлип- нула, проглотила слезы и бережно сказала. — Вы бы поплакали, голубушка! Поплачьте! Легче будет!. «Сибирские Огни». № 4. 1924 г. 3