Сибирские огни, 1924, № 4

Охнуло, грохнуло, раскатилось в толпе. И за грохотом не слышен крик—женский, отчаянный, тоскливый. Возле гроба выросли люди, завозились. Крак! Отстала крышка. Раскрыт фоб. . \ Улыбающееся веселое лицо обернул Коврижкин к толпе. — Верно!.. Вот так покойничек!.. — А-а-а! По-окойник!.. Хо-хо!.. — Награбили! Нахапали! — Ловкачи! — Ай да полковник!.. По-ко-ойничек!!.. — Ура-а!!! 18. Королева Безле—свидетельница. — Ловко вы, барыня!.. «Вдова», «за гробом мужа», «позвольте похоро- нить».. Ничего, хорошо обделали!.. Коврижкин опять за столом, на котором уж нет забытых белыми бумаг. Но вместе с ним за столом еще трое: штаб. А по другую сторону—вдова. Но до этого: выкладывали из фоба мешочки с золотом, счи- тали, проверяли, переносили, ставили караул. До этого под вой и крики и хохот увели вдову Валентину Яковлевну в отдельную избу. И когда вели ее, шаталась она, плохо понимала, плохо слышала. И теперь стоит она серая, осунувшаяся, далекая и впиваются в нее спрашивающие, жгучие, неотрывные взгляды. Четыре пары глаз. — Ловко!.. Хорошо вы, барынька, комедию развели.. Не удалось, прав- да, сорвалось!.. Жаль, поди!? Ну, рассказывайте—когда и где деньги эти насбираны? Почему не донесли мне? Рассказывайте!.. Женщина вздохнула. Словно очнулась. Подняла ресницы, поглядела на Коврижкина, на троих. Снова опустила глаза и тихо: — Я не понимаю... Я совсем не понимаю—что это?.. — Не понимаете?—лукаво скосил глаза Коврижкин.—Да тут нечего и понимать. Любое дите поймет. Вот я вам об'ясню: ограбили белогвардейцы народное достояние, нахапали, надо скрыть. Ну, ссыпали в гроб, а для пущей крепости—ко гробу плакальщицу. Как тут учуешь, что деньги?.. Теперь понятно?.. Коврижкин улыбнулся—широко, благодушно. Трое засмеялись. Но, спрятав смех, неприязненно (и с любопытством острым) уставились на вдо- ву, на Валентину Яковлевну. По серому лицу женщины полыхнули кровяные пятна, дрогнули губы. Шире раскрылись глаза. — О, господи!—скорбно сказала она.—Да ведь я за покойником сво- им, за мужем шла!.. Я ведь не знала!.. Ведь обманута я!.. Поймите—об- манута!.. Широко раскрытые глаза налились слезами; женщина сдерживала плач •(ах, не заплакать бы перед этими, чужими, враждебными!)—но слезы текли, смачивали щеки. За столом ктогто кашлянул. Коврижкин наклонился к соседу и тихо что-то сказал. Другие перегнулись к ним, слушали. — Та-ак!—протянул Коврижкин.—Выходит—обман для нас. обман и