Сибирские огни, 1924, № 4

Критика и библиография. В. Ропшин. (Б. Савинков). « К о н ь Во- р о н о й » . Изд, «Прибой». 1924 г. Стр. 107. «Разве для суеты поднимают меч'.'» (В. Роптав). Книгу можно рассматривать под углом газетной злободневности автора, как ком- ментарий к его политическому банкротству. Ожесточенная борьба против советской власти с 19(8 г. закончилась неожиданной Каноссой, раскаянием в 1924 г. Читатель ждет от книги об'яснения такого полити- ческого зигзага и он его находит. Про- цесс от борьбы к раскаянию показан, как неизбежно-предопределенный, «белое» дви- жение неизбежно распыляется в мелкий бандитизм, в «зеленое» движение. Читатель увидит жуткие картины жестокости гра- жданской войны и сам сделает политические выводы. Но все эти вопросы освещались и политически и экономически, белых «ка- носс» было уже много. Ценность книги не только в этом. К ней можно и следует подойти не только, как к политическому злободневному документу, но и как к ху- дожественному произведению. Автор «Коня бледного», «То, чего не быпо» написал свою повесть заграницей в 1923 г. Написана она в виде дневника полковника, от перво- го лица, но это не значит, что перед на- ми автобиография Савинкова, хотя черты автобиографические есть. Книга написана искренне, беспощадно, без умалчиваний, без экивоков явных или скрытых в сторону власть имущих. Нет ни лести, ни ругани, ни агитационных за- малчиваний и искажений. Автор потерял все. Эта—последняя исповедьполитическо- го покойника, написанная с надрывом об- наженного замученного сердца. Трагедия раздвоенности тепличного ин- теллигента, выросшего на книгах «под стенным колпаком эмиграции», слепо бун- тующего из-за идей, крах всех мечтаний, и под конец-спокойная стихийная жажда подлинной жизни простых неумудренных миллионов, желание уничтожить свою индивидуалистическую обособленность и слиться с потоком обыкновенных людей. Такова кривая психики героя. Достоевский в своем письме к Каткову из Висбадена £ (сентябрь 1867 г.) сообщает о Раскольников : «Он принужден сам на се- бя донести. Принужден, чт«б хотя погиб- нуть на каторге, но примкнуть опять к лю- дям; чувство разомкнутости и раз'единен- ности с человечеством, которое он ощу- тил тотчас же по совершении преступле- ния, замучило его». Чехов также дал нам тип революционе- ра, который для совершения террористи- ческого акта поступает в лакеи к высоко- поставленному лицу, и в нужный момент оказывается бессильным совершить заду- манное. В личной интеллигентской траге- дии чеховского революционера также про- бивается под конец жажда «простой обыва- тельской жизни». В этом—наказание интеллектуального индивидуализма. Белое движение дано в пяти главных игурах (эпизодические опускаю): Федя,, горов, автор дневника, Вреде, Иван Лукич. Первые двое исполняют обязанности па- лачей при третьем. Его ординарцы. Федя веселый парень, любит животных, любит рисовать, ухаживать за женщинами, одним словом, «душка»,—он при всех преступле- ниях сохранил каким-то образом безоблач- ность души. Для него жизнь—карточная игра в Акуль- ку, в которой ему «фарт», он всегда выиг- рывает. Борьба с коммунистами также иг- ра. Одним словом, Федя -преступник с ду- шою ребенка. Егоров—старообрядец псковский, пьет, ест из своей плошки, не курит, водки не пьет—воюет против коммунистов, как про- тив «бесов», когда его арестовывают в Москве, он взрывает своим сундуком (где были бомбы) и себя и агентов Г. П. У. Вреде—военный, которому хотя не жаль, отобранной усадьбы, но жаль погонов. «Я никогда не признаю похабного мира и не сниму погонов». Впоследствии пришлось снять. Иван Лукич—бывший коммунист, желающий завести свой хутор, свое хо- зяйство,—тип советского кулака. Автор дневника—интеллигент-революци- онер. Разочарование в белом движении не сделало его красным. Он изобличает и красных в том же, в чем виноваты бе- лые. Разочарование просто вычеркнуло его из политической жизни. От ожесто- ченной ненависти—к безразличию призна- ния путь усеян думами, рассуждениями, насыщен кровавыми деталями, картинами. Эти рассуждения о борьбе интересны для психолога, в некоторых вопросах звучит