Сибирские огни, 1924, № 4

Юные торговки (бывшие смолянки) заглядываются на него и совер- шенно бесплатно показывают содержание и способы любви. Он уже дав- но разорвал с буржуазной мыслью и у зазевавшегося мужика с ловко- стью необычайной вытаскивает каравай или кусок сала. На «мокрую» он еще не идет, пока он мечтательно смакует похождения какого-то Сеньки- анархиста, ограбившего богородское казначейство. В школу не ходит: сов- падает с самым горячим базарным временем»*). В таком виде малевала и малюет себе сейчас белогвардейская эми- грация молодое советское поколение. Но упрямая действительность говорит совершенно другое. Правда, и этого советская общественность не отрицает, что из массы беспризорни- ков могут создаваться и типы, подобные «племяннику с Трубной». Но эти типы школьное поколение СССР не характеризуют. Самым тщательным образом мы просмотрели и прочитали десятки ученических записей, рассказов, стихотворений и т. п., чтобы установить где-нибудь разрушительное влияние войн—империалистической и граждан- ской и какие-нибудь признаки душевного огрубения. Ничего указываю- щего на это мы не нашли. Только в 2-3 рассказах есть немного о граж- данской войне. Молодое пролетарское поколение, принимая плоды ожесточенной борьбы, как нечто само собой разумеющееся, обычное, привычное, никого не хочет ненавидеть, никому не хочет мстить, никого не боится. Все ужасы гражданской войны не оставили на нем почти никакого отпечатка. Наше молодое поколение растет, не омраченное и не напуган- ное, а радостное и смелое, с сердцем, открытым для всего героического,— вот непреложный вывод, который можно сделать на основании подлинной школьной литературы. IV. Совершенно по-новому складывается теперь и жизнь школьника. Те, кто прошли старые школы, хорошо помнят, что в них всегда царил эле- мент страха, принуждения и покорности. Эти чувства питались предна- меренно. Вся старая школьная система была построена на них. Учитель сплошь и рядом являлся не другом детей, не руководителем, а начальником, командиром детской роты, отданной в его полное распо- ряжение. Роль родителей в школьной жизни систематически устранялась— ничей глаз не мог проникать в школьные казармы царизма. Рядом с учителем восседал поп, часто (особенно в селах и деревнях) имевший большее значение, нежели сам учитель. Женоподобные одежды, длинные власы, ниспадающие на плечи, елейный тон—все это невольно внушало детям какое-то беспокойное, безотчетное почтение и уважение к носителю неведомой божественной силы. Сипа эта пред'являлась ему во всех видах: и в клубах кадильного дыма—в церкви, и в возгласах, и песнопениях, и в иконах в школе, и дома, и в «общей молитве» перед занятиями... Так создавался фетиш бога на небе. Не менее усердно, на каждом шагу внушался другой, не менее мо- гущественный ф е т иш - ц а рь на земле. Его портреты обязательно украшали стены школы. «Боже, царя хра- ни» являлось столь же обычным песнопением, как «отче наш». О царе *) А. Ветлуггт. «Третья Россия». Париж. 1922.