Сибирские огни, 1924, № 4

В моменты хорошего настроения Ф. М. вспоминал в разговорах обсто- ятельства случившейся с ним в Петербурге катастрофы, показывал даже са- ван, в котором он стоял на эшафоте. Достоевский давал уроки математики Мамончовой-Мельчаковой. Мы застали еще в живых эту старушку. Она сообщила нам интересные сведения с занятиях с ней Ф. М. Мамонтова признавалась, что она была ученица лени- вая, капризная и малоспособная, не всегда аккуратно выполняла требования своего учителя. Но Ф. М. был настойчив и всегда добивался желательных результатов. Нередко свою строптивую ученицу он оделял конфетами. За- нимался Достоевский с ученицей в шинели. Позднее выяснилось, что Ф. М. прикрывал шинелью недостатки своего костюма. Мамонтова вспоминала, что на уроках у нее Ф. М. сильно и долго кашлял,—видимо, каторга и казарма весьма повлияли на состояние здоровья писателя. Кроме квартиры Пальшина, Достоевскому приходилось жить и в других домах. Друг Достоевского, Вран- гель, дает следующее описание одной из таких квартир Ф. М. «Хата Достоевского находилась в самом безотрадном месте. Кругом пу- стырь, сыпучий песок, ни куста, ни деревца. Изба была бревенчатая, древ- няя, скривившаяся на один бок, без фундамента, вросшая в землю, без едино- го окна наружу. У Достоевского была одна комната, довольно большая, но чрезвычайно низкая; в ней царствовал всегда полумрак. Бревенчатые стены были смазаны глиной и когда-то выбелены. Вдоль двух стен шла скамья. На стенах там и сям лубочные картины, засаленные и засиженные мухами. От входа у дверей стояла большая русская печь. З а ней помещалась постель Ф. М-ча, столик и, вместо комода, простой досчатый ящик. Все это спальное помещение отделялось от прочего ситцевой перегородкой. З а перегородкой в главном помещении стоял стол, маленькое в раме зеркальце. На окнах красо- вались горшки с геранью и были занавески, вероятно, когда-то красные. Вся комната была закопчена и так темна, что вечером с сальной свечей я еле мог читать (стеариновые свечи были тогда роскошью, а керосина не существовало). Как при таком освещении Ф. М. мог писать ночи напролет, решительно не понимаю. Была еще приятная особенность его жилья: тараканы сотнями бега- ли по столу, стенам и кровати, а летом блохи не давали покою». (23-24 стр.). В октябре 1856 г. Ф. М. был произведен в офицеры,—он получил чин прапорщика. С этого момента Достоевский уже оффициально входит в офи- церскую среду. Командир седьмого батальона, подполковник Велихов, был большой оригинал. Будучи кантонистом, он дослужился до чина подпол- ковника. Любил выпить и в обнимку с солдатками ходил по гостям. Был большой хлебосол и любил принимать гостей. Кончил Велихов плохо. Растратив казенные деньги, застрелился. Велихов выписывал газеты и жур- налы, но сам не любил читать их. Узнав, что ссыльный рядовой Достоевский образованный человек, он пригласил его к себе на квартиру, для чтения вслух почты. Нередко Велихов оставлял Достоевского обедать у себя. Здесь-же Ф. М. познакомился с представителями местной интеллигенции, посещавшими батальонного командира. Производство в офицеры расширило круг знакомства Достоевского. В это время он знакомится с Марией Дмитриевной Исаевой. Муж ее, Александр Ива- нович, был неисправимый алкоголик, допивавшийся до белой горячки. Жизнь с вечно пьяным мужем тяготила ее. Встретив в лице Достоевского образован- ного человека, к тому же явно интересовавшегося ею, Исаева постепенно сбли- зилась с Ф. М. Близким другом Достоевского был «стряпчий по уголовным и гражданским делам», как тогда назывался прокурор, Александр Егорович Врангель. Родите- ли Врангеля были знакомы с родителями Достоевского по Петербургу. Когда