Сибирские огни, 1924, № 4

Кругом народ. Неловко—смотрят. Обвинителем—бабкин сын, тот самый, который голову было прострелил. Встретились, улыбнулся он Никите.—Ну как, жив еще? Ладно, упрага- ешься, погладят тебя севодни. Никита также улыбнулся: на все божья воля. — Небось, старуху то душил, так о воле божьей не думал. — Без сердцов, вот видит бог—без сердцов. Грех такой случился... Бабкин сын не серчает. Привык. И бабкина смерть стерлась, побледнела. И Никиту словно бы жаль. Так, сбился с толку парень. Бабку погубил и сам ,._>, да и ребятам не сладко. — Верно, што I ре;,. И только изредка подкатит злоба.—Бабку-то за што убил, ну за што? — Сукин ты сын, убивца,—ругает он Никиту. — Без злобствия, друг,— вот, как перед богом. Пришли судьи. Неловко Никите. Чужие все. И судьи, ровно люди хорошие, не чиновные, простые, рабочие бы ровно, а все же не свои, чужие. И язык не говорит, слова не идут, сказать нечего. — Признаете ли вы себя виновным?—спрашивает судья. А у Никиты мысли путаются, понять не может. Улыбается, и глазки си- ние, синие, как у невинного ребенка. — Признаете себя виновным в убийстве гражданки Носовой? — Эфто в грехе-то,—догадывается Никита.—Был грех, товарищ судья. — Как же это так, может расскажите нам? Молчит Никита, не знает, как и что сказать, только—глазки ласково светятся. — Как вы убили то ее? — Убил-то: а вот так... За черемухой эфто, значит, еду я от бабки-то, а у ее мука, а у меня робята—шесть ртов, жена хворая, ну я и тово, думаю, ["обятам бы столь муки... Ну... Сбился и помолчал. — Ну вот, еду я эфто и думаю, мне бы эту муку то, робятам—живы бы были. И пала этто мне дурна мысля: надо воротиться... — Зачем же это воротиться?—спрашивает судья. — А сам не знаю, одно в голове: надо воротиться, да и только. — Повернул Серка. Приехал к старухе вдругоряд. — Ты че, грит, вернулся? — Ну, я этто и говорю... бабушка, отдай муку-то. Отдай, к чему она те- бе, а у меня шестеро робят, да жена хворая, ну и тово. Она, баба серьезная, злобиться зачала, ругаться, а тут навалило—вдарил ее, чем не знаю, под руку подкатила, а она и тово... — Ну,—поддакнул судья.—Дальше. — Че дальше? Боле ничего. Грех случился, без злобствия, так—сло- вом, грех. — Не жалко вам убитой-то?—допытывался судья. — А как не жалко, все же человек, говорю, грех. Так спрашивали и эдак Никиту—ничего. Один ответ—грех случился, без злобствия, в мыслях такого дела не было. Просил ее, как добрую, а она не хо- • ит а вот вишь до чего дошло, жила бы себе спокойненько. Пра слово. _ Вопросов не было —