Сибирские огни, 1924, № 3

Но Петька хмыкал и укоризненно глядел на мать: — Ну, ничево-то вы, мамаша, не понимаете!.. Разве теперь грам- матику учат? Теперь без ятей, без еров... Никакой грамматики!.. Контр-революционеры которые —те по грамматике пишут!.. Юлия Петровна всплескивала пухлыми дряблыми руками и го- рестно изумлялась: — Совсем народ хочут извести!... Без грамоты!.. Неучей плодят!.. Однажды осенило на мгновенье Юлию Петровну радостное изу- мление: Петька притащил домой какую-то книжку. — Вы, мамаша, не трогайте—деловито сказал он матери, при- страивая эту книжку на комод. Когда Петька ушел, Юлия Петровна взяла книжку и прочитала крупное: — Азбука.. У Юлии Петровны редкие серенькие брови выгнулись дугой: — Неужто Петька грамот/ учить сначала начал? Но поглядела она, прочла дальше и налилась сразу огорчением и гневом: — ... Коммунизма... — Господи прости!.. И азбуку-то испоганили!.. Хотелось ей взять, разорвать и швырнуть эту книжку в печь. Но удержалась: такую Петька кутерьму подымет, что и не разделаешь- ся. Отшвырнула на прежнее место, повздыхала, посокрушалась, по- охала. Принялся Петька за чтение. Откромсает от плоской серой ко- вриги узкий и длинный ломоть хлеба, посыплет сахаром-песком и, забравшись с ногами на постель, начнет осиливать книжку. И губы- то у него двигаются, и лоб-то в складки соберется, носом сколько раз пошмурыгает,—но мало толку. Азбука-то азбука, да кто е2 раз- берет, мудреная какая!.. Несколько раз Петька принимался за книгу. Мать даже смири- лась с тем, что это азбука не настоящая, а поганая (все-таки книга! все-таки Петька за какой-то умственностью смирно сидит!) и не при- ставала к Петьке, не ныла, что он всю сахарницу опустошил в науч- ном рвении своем. Но принимайся — не принимайся, а отстал Петька от книги. Не осилил. Пошел в свой клуб, достал там еще каких-то других книженок. И над ними сколько хлеба с сахаром извел. Но кой с какими справился. А потом заскучал. Пуще всего испугала Юлию Петровну эта задумчивость. Так не- ожиданно это было, чтобы Петька притих, замечтался. Сорви голова— дерзитель Петька—и смотрите-ка: сидит, сжавшись калачиком на по- стели (в грязных-то сапогах на пикейном одеяле!), и, лениво пожевы- вая что-нибудь, глядит куда-то далеко и думает. — Боюсь я что-то, милые!—жаловалась Юлия Петровна приятель- ницам.—Смутный какой-то стал у меня Петечка. Все буйствовал, дер- зил, а теперь откуда-бы это? Примолк!.. К добру ли?... — Нехорошо, нехорошо—покачивали головами рыхлые, худые, с челками, остроносые, остроглазые—ра-ные такие и все же похожие одна на другую приятельницы. — Наверное от книг ихних... От разных богохульств да жидовских выдумок! — Книги-то я и то хотела сжечь!... — И-и!.. все не сожжешь, Юлия Петровна! Как-бы хуже не стало! — Вот-вот, я и сама так думаю!