Сибирские огни, 1924, № 3

Я. Маленькому посвящаю. В те поры. ...Случалось, примерно, так: вышел однажды по делу ночному фабричный сторож Михеич из своей конурки и слышит: Скрыпить, чутко. эге! Шагнул раза два в тень и снова слушает: Скрыпить!.. • — Кто здесь? fl-a? Чуешь? R от крыльца конторского—раньше директор жил—тень к земле приникла. К воротам крадется. В бежку. По луне-то больно все ясно видно. Задергался старыми кулаками Михеич, камень с дорожки поднял: — Стой! Сто-ой!.. Крик подыму. — Я, дя-динька Михеич, так... ничего... — Это ты, Васька? — Знамо я... Карточку директорску отвинчивал, котора медиа и с буквами. В деревню хотел, за хлебом. Обложил Ваську Михеич с третьей полки, а камень бросил. Потом почесался, на небо взглянул и резонно говор повел: — Ты, парень, уходи. Знам, что не от доброго на эдако дело шел. Только и мне из за вашего брата в ответе бывать не пристало. Добро-то народное, уходи, говорю, от греха. А какой в нем, в народном добре, толк Ваське. У Васьки в шест- надцать лет мать на руках старая, никудышная сестра немуша; фаб- рика встала, работы нет, хлеба нет, а деревня одно знает: — Ежели в оммен, дам, на деньги не хочем... — Хошь матушку репку пой. Часть товарищей на фронты поуходили: Денику бить, или Вран- геля, поляков. Ваське—зависть. Хром он Васька и крив, и пропадать ему здесь без всякого удовольствия, как собаке. Ночь тем временем с утром местами сменилась. Утро синькой поле облило. Стояли поля под августом, утыканные жирными копнами. Копны похожи на бородавки по желтым ладоням поля. Кой-где дымок от костров, телеги и лошади—мужики стерегли свои копны от города и часто, смотря на него, ворчали: — Ишь угасил печи. Работать нет, а жрать хочет... И тогда вспоминали, как было .раньше" и считали сроки... У города жилы—жгуты железные. Город поэтому не считал и мер, сцепя зубы. У деревни жилы —жгуты снопяные. Встосковалась деревня—не вся, а та, что от жизни той выросла—по жирной, поте-