Сибирские огни, 1924, № 3

Кивнул Филимонову: — И ты с ним? Васька засмеялся и к двери. — Моя собаки хорошо умей каюрить. Кинулся Орон от столба, чуть не удавился ошейником расши- тым, как Ваську увидел Прополз Ваське меж ног и кусает с радости собачьей то тор- баз, то собственную мерзлую лапу. Лязгнулась в голове Васьки ной мысль: Митькина нарта. Сел на корточки, запустил руку в холодную обледенелую за ночь шерсть и в глаза Орону смотрит. Называет Орона товарищем и такие имена говорит, что и „мамке" своей никогда не сказывал. Мало слов у Васьки и нет их совсем у Орона. Но пока Филимонов в избу ходил, рассказал Васька Орону все: и про ночь нынешнюю, когда так легко было японским людям убить и Ваську-гиляка, и самого большого товарища—Тряпицына. Говорит Васька по-собачьи. И Орон глазом карим смотрит и горит в зрачке опал, как заря на морозе великом. Все понимает. Филимонов торопит: — Скорей, Васька, чего расселся тут. Там наши люди гибнут. Васька поднялся. — И то правда. В крепости переполох изрядный. Комендант Артемов от крику сипит и задыхается, хватаясь поминутно за бок: — Товарищи, товарищи, говорят же вам, что все оружье в сло- бодку отправлено! Туда идите! В городе люди нужны, а не здесь! Две роты, две роты! Нам хватает для прикрытия Кашарери. Здесь вы ничего не получите. Уже полчаса, как, глухо отдаваясь в ушах, выкрикивает из мо- розного звонообрывистые взрывы открывшая огонь батарея на ко- лонии прокаженных. Прицел старый—на японские казармы. Артемов, вытирая вязаной рукавицей вспотевшую шею, грузно садится на стол около телефона и говорит маленькому человечку в штатском легком пальто и котиковой шапке с ушами: — Вот видите, товарищ Лисевич, а вы говорите нужна диплома- тия. Неизвестно еще чем кончится, инициатива боя, как передают с военной станции, переходит уже к нам. Но что можно подлее приду- мать? После того, как подписано соглашение — разбойное нападение на спящих. Позор! Вы знаете, я, можно сказать, старый военный и войны мне эти в глотке сидят, а такой мерзости и в рассказах не слышал. Да, да, в рассказах не слышал. Ну, ну, как щадить после этого всякую сволочь белую?! Человечек хотел сказать что-то, но Артемов закашлялся и пе- ребил: — Вы знаете, говоря между нами, вы сами крайне неосторожно поступали. Позавчера днем японцы телеграмму по радио передавали в Хабаровск. Раньше-то передавали только через наших телеграфи- стов по-русски, иначе не разрешалось. А тут Тряпицын разрешил ра- дисту по ихнему передать. Это большая ошибка. Вы понимаете, что это может значить. И чорт знает, какую станцию они вызвали и ка- кая им отвечала. Человечек вскочил и заметался по комнате. — Да, оплошность, колоссальнейшая оплошность! А что с шта- бом, вы не знаете? Артемов прищурился и наклонился к окну.