Сибирские огни, 1924, № 3

— Ой, худо! Вывели их пятерых, воющих надрывно и жутко, собаками ] чйлы *ш. Взводный шопотом хрустнул. — Приказано без выстрелу, так прикончить. Слышите? Жалко, грит, на таких гадов пули тратить. Поведем за город. Тюрьма в городе на отлете. Справа тропа ручьем в кустарник течет. R дальше завесой темной—тайга. Туда пошли. Не везет Ваське. Вот уже второй раз на такое дело попадает. В голове не мысли, а шуга ледяная ползет. Впереди Васьки не шубка расшитая, а плач ревучий и не то, чтобы пляшет, а так—не то тумана клубочек, не то сугроб снежный качается. Поотстали чуть. Обернулась. Это те же две ночи сентябрьские, пустые и черные, без звезд и ветра с лица серого, как с тундры об- мерзлой, глянули. У Васьки сердце в груди не стучит, ^спотыкается, к спине холодок прилипает. — Иди, иди! Шубка совсем рядом. — Милый, родной мой, спаси. Любить буду, крепко, вечно, всегда. Красивая я, родной, смотри. Нагнулась. Ваську лизнуло в губы что-то холодное, влажное и сладкое. Совсем близко увидел зубы, как торс бело-синий, при пол- ной луне. И опять. Отпихнул слегка. Рукой попал в грудь. Как пру- жина под рукой ушла,—и опять рядом шубка. Ветер горячий кружит в голове у Васьки. В горле пересохло, как после долгой и пьяной ночи. И не то, чтоб думал, а так знает: ну как, ну куда? И захоти даже, все равно. Тайга слепая—погибель, Дмур седой и многоветренный—погибель, город—тоже погибель. Ох, ох, совсем жалко! Только рукой вперед себя толкнул. — Тш, сказал, кап таг, смотри. Туда мало-мало ходи. Дорога право, тайга лево. Там темно. Назад смотри. Моя беги, твоя беги. Сейчас назад смотри не надо. Впереди шубка будто выше стала, fl чувствует Васька, что под шубкой тело, розовое и пахучее, как мыло, что Семка богатым гиля- кам продавал раньше, дрожит мелкой, страшной дрожью. И видит, что шубка с плеч сползла и на снег мягко шлепнулась лоскутом расшитым, а впереди в кофточке вязаной качается спина круглая и нежная. Это чтоб легче бежать было. Грустно усмехнулся Васька, когда через шубку перешагнул. Нагромоздился в душе даже стон жалостный. — Эх, без шубы бежать—смерть в гости звать, глупая „мамка", все равно амба. Верно, много худого сделала. Эх, эх, жалко! Раз убил Еаська лису, когда лисенка сиськой кормила. И так убил, что морда лисья хитро и сладко улыбалась, как во сне. Да, зверь хорошо умирает, когда не видит откуда охотник целится. До поворота уж близко. Стал Васька винтовку подымать. Дыханье в глотку вогнал и не помнит, как между дулом и платком пуховым на голову пламя полыхнуло. В четыре прыжка взводный около Васьки. За плечо схватил. — Што такое? В чем дело?.. И нагнулся к темной куче. Поднялся медленно, как под ношей.