Сибирские огни, 1924, № 3

— Нет, кроме шуток, поручик, я начинаю убеждаться, что пра- вительство ведет отвратительно внешнюю политику. Вы читаете ред- ко. Ну вот, неважные сведения. За большевиками вся Россия... Нет, это поразительно, это поразительно!.. Я был всегда противником ин- тервенции и какая ирония! Мне начинает казаться, что я буду одной из жертв этой интервенции... Я подумал это сегодня, когда открывал банку с консервами. Офицер бросил в рот еще одну ириску и холодно усмехнулся. — Мне, право, пора. Я знаю, инженер, вы большой либерал, но скажу вашими-же словами: нужно быть самураем. Прощайте! ft в городе суматошливо расползались слухи, забираясь в длин- ные холодные казармы и в прокуренно-горькие комнаты штабов. — Вы слышали, японский крейсер с ледоколом в Де-Кастри. Два баталиона с артиллерией пришли на помощь... Бой у Варок. С этой стороны у красньх переполох. — Бросьте, бросьте, ну что вы. Какой ледокол пробьет Татар- ский пролив!.. Вероятно японцы, с крепости Варки обстреливают. И в перепуганные, болеющие страхами мозги, под золоченые гармончатые кокарды, под розовые пробористые черепа забиралась хлипкая ненадежливая мыслишка: — ft может быть не конец. Может быть какая-нибудь помощь... В полдень над минным городком, плавя в бледную кровь голу- бизну низкого неба, припухло черным дымным телом подымалось за- рево. Японцы подожгли искровыч телеграф. Выплевывая густые запахи обожженного сукна, горел склад с амуницией и, гулко плюхаясь, ссыпались в отхожие места и помой- ные ямы металлические части запасных винтовок. Вечером между городом и крепостью, перемигиваясь без устали, тревожно кричали зеленые и красные глаза сигнальных огней. Ночью из крепости тесной чуть маячащей колонной вышли вы- вернутой белой зыбучей шерстью вверх овчинные безрухавки и по- лушубки. Желтые шлемы были обмотаны носовыми платками... И, как тогда, шли они целиной на Амур. Изредка в пригнутом книзу ряду гортанно скрипел голос. По насту и выше лежал горлчим цепенящим кипятком каленый ветер. Дальше город, вспаханный туманными огнями... Туда. шли. Руки были запиханы в рукава и мертвели пятнами меда непри- крытые части лица. Развернулся бледно-серым балахоном рассвет, когда стали перед городом. В крайнем окопе, спрятанном вдоль баржи, вытащенной на зиму на сушу, ефрейтор Фокинов топнул пимом и вытаращил глаза на темнеющую вдали полосу. — Братцы, партизаны идут-то, братцы! Га? Долго целился и выстрелил, закрыв глаза. По всей линии беспорядочно зататакали, обрываясь тут-же, вы- стрелы. Казалось, что, потрескивая, где-то, горит невидимый костер и кто-то неустанно подбрасывает в него охапки сухих сучьев. Пятна вдали растаяли и, казалось, распластались по снегу. Ветер свернул в узел, выпущенный, по команде слезливо-мигаю- щего офицера, из ста ноющих солдатских глоток крик и понес его вверх. Крик не долетал до лязгающей выстрелами цепи. Инженер, стоявший на коленях рядом с солдатом, засушенным ветром на смерть, вдруг сел и харкнул большим, величиной с кулак, кровавым