Сибирские огни, 1924, № 3

Коптилка чадила густыми чернильными струйками. Играли на бер- даночные патроны. Лутуза метил на четвертушке бумаги свинцовой пулей две линейки близко одну от другой, пускал свою большу ю и черную от грязи вошь... А Васька пускал свою серую и жирную. Вшей доставали каждый у себя из-за пазухи. За „бегами" следят несколько пар глаз. — У Лутузы вошь сытая, жрет лу^ше, оттого и ползет тише. Два раза вошь Васькина доползала до метки первой... Лутуза отдавал Ваське патрон и сердито грязным плоским ногтем давил свою вошь, бормоча: — А, сволочь! Вошел ротный, дохнул морозом. — Ребята, айда, собирайся. Кто тутошние... хорошо знают, вы- ходи вперед. — Я — И я. — Одевай халаты все. Халаты белые и длинные из бабских рубах с пришитыми к ним капюшонами были заведены еще давно для разведки, чтобы непри- метней на снегу было. На Амур вышли и промаячили серыми плывущими глыбками, шаркая лыжами... Дали большой круг и стали взбираться по склону большой таежной сопки, служившей подступом к крепости со стороны устья Амура. В тайге пахло сырой хвоей и неуловимым снежным за- пахом. Васька показал Лутузе свежие лыжные следы, темнеющими метками уходившие по просеке. — Наши ходили. — Тш... У кого-то звякнула захваченная с собой лопата. На самой вер- шине сопки, ближе к склону, обращенному к крепости, увидели в лун- ных тонах голубеющие копошащиеся фигуры. Кто-то негромко, лающим голосом спросил: — Кто идет? — Тш, своя, своя, язви тя в душу. Майор Исакава не знал об этом заброшенном верхнем секторе крепости, о котором в особом акте, хранящемся в канцелярии штаба, сказано: k Орудия системы Викерса... В общем исправны... Замков нет. К службе по этой причине непригодны". Об этом знает еще бомбардир-наводчик, глуховатый, хитрогла- зый Соловьев, бывший красногвардеец и комендант крепости Чны- рах в первые дни советов. Помнит даже Соловьев, как содрал себе до крови руку о шуруп, снимая эти замки по приказу военного ко- миссара Павличенко... Поганые были времена. Комиссар держал Со- ловьева за грудки и, показывая на видневшийся из окна японский крейсер, гудел в ухо: — Чтоб не досталось гадам, снимите товарищ замки и упрячьте что можно к чортовой матери! Мабудь нам опять пригодятся... Комиссар-то давно на том свете—тю тю, а у Соловьева память— бритва. И пригодилось... Легко уходят в белый снег упорные лопаты, обнажая темные прокаленные морозом тела орудий... Глухо колет обрызганную чело- вечьими движениями тишину, обмотанный толстой тряпкой молот, при- гоняя замки. К утру трубчатые длинные носы восьмидюймовых ору- дий глядели с сопки вниз на красные домики минного городка, слов-