Сибирские огни, 1924, № 3

В низеньком досчатом лобазике, куда раньше на рыбалке скла- дывался всякий снастьевой хлам, было уже темно. Маленькая, же- стяная печка, раскаленная докрасна, душила жаром. Жар бросал на синие вечерние лица желто румяные блики. Лутуза, налаживая жестяную „коптилку" — банку с фитилем, спорил со взводным: — Ваша русска бойся в город ходи... Наша китайска бойся нету... Ваша не ходи, наша сама ходи... Чего Тряпичка ходи не хочу? Взводный косил смеющимся глазом... — Дурила ты, желторожая. С дробовиком что ли против пуле- метов пойдешь? Тряпицын знает, что делает. Я сам на германской был... Вошью противника не застрелишь... А ты что знаешь? Лутуза обиделся. — Моя тоже раньше воюй. Гродеково ходи, красная гвардия, атамана Семенка бей, учредиза ломайла. Чего твоя? Взводному не хотелось спорить — Да-а, ломайла,-учредиза, а у Семенова мало что-ль китаезы было, что починяйла эту самую учредизу? .. Эх, ты! Разговор затих и слышно было, как потрескивает раскаленная печка. Васька сидел на корточках у печки и задумчиво посапывал трубкой. Грустно было Ваське в этот вечер вьюжного марта. Думалось: вот уже шесть недель, как уходя закрыл он за собой дверь своей фанзы и оставил жену и сынишку печь самой себе лепешки. Ни- когда на столько времени не уходил из дому Васька. Только раз, шесть зим назад, был он в гостях у тунгусов на Чумукане восемь ма- леньких и темных недель, в дни великих снегов. Но тогда у жены под нарами стоял большой мешок с мукой и была мука эта белее снега... А теперь... И силится понять Васька, зачем он здесь, где так много людей, каждую ночь засыпая, думают, что завтра их могут убить. И Васька об этом думает. Что есть сильнее, чем желание жить, жевать вяленую рыбу с лепешками у нагретой печки, бить весной гарпуном в темных водах фарватера зазевавшуюся и плачущую, как ребенок, нерпу и следить как из-под скачущих мохнатых собачьих задов течет свежая нартовая дорога? Что такое? А? Какое это слово непонятное так часто слышит Васькино ухо? „Совецкая власть". Знает Васька, что не один он идет к этому слову. Но, что чом- ским гилякам до революции? А пошли вот, пошли потому, что идут варкинские, идут ангорские, пошел Ма<арка друга, и „верховые", и „низовые" племена. И со дна глубинных колодезных далей времени, сквозь застыв- шие на краю вечно снежных земель века, встали камни первобытной коммуны. Поклонно помолился камням этим Васька-гиляк и понес их к слесарю первой руки—Тряпицыну Якову—и положил их в боль- шую нестройную груду, над которой бился выцветший, цвета кроли- чьих глаз флаг. На флаге печной сажей написано: „Интернац"... И дальше не понял Васька. XUI. Этой ночью наступали на крепость. Васька сидел за столом в лобазике и играл с Лутузой во „вши- вые перегонки". Взвод был дежурный и спать не разрешалось...