Сибирские огни, 1924, № 3

клицания, как на слова, имеющие опре- деленный смысл, то мы найдем: „Уй" на киргизском языке означает дом, „Алла"— господь.—получается какая то нелепица. Этих восклицаний в романе много. Кир гизы у него ругаются между собой таки- ми словами: «шайтан... собака" (стр 68) Почему-бы не сказать все на киргизском языке или все на русском? Несмотря на iо, что р киргизском язы- ке имеет-я звук „Д", и слова с этим зву- ком (хотя бы даже и русские) произно- сятся киргизами четко, автору зачем-то потребовалось русское слово девчонка (пр->износимое киргизами на нашем язы- ке—депшонка) исковеркать на „жопшон- ка" (стр. 75 и 76) Дальше. Маленький киргизенок у него кричит:—А-па-а-а мм! Апа-а а-мм (Мама! Мама! - стр. 78).—Так перевел сам автор это слово, а в киргизском языке „апа" означает старшая сестра, а мама —шеше. Мало этого, автор, без особой нужды в том, вводит на киргизском языке матер- ки. (Это ему удалось хорошо!). Но эти матерки похожи на забаву малых кирги- зят, которые, всречая вас в своей юрте, завертывают с подковыром: — „...тваша мг.ть ". Вы, конечно, поражены такой встречей, но хозяин смеется: — „Он мала-мала орускай жязык учил- ся'... Отец не бранит сына, отец доволен. Так и у Березовского. Обрадовался, что научился материться на киргизском языке и сыплет (стр. 73, 97, 108. 121) в дело и не в дело-ладно. Бумага все вы- терпит, а главное - нет перевода. — „П красные придут... не пропадешь? Нуриля останется... кому попадет в руки? Ктэ будет сигирить Нурилю? (стр Сигирить — нецензурное обозначение полового акта.. Этих деталей без конца Он .заплевал" ими целые главы, форменно заслюнявил, „красочности" ради. „Брызгали слюной" (стр. 53). Десятью строками ниже—„брызгал слюной", а еще десятью — ,. захлебнулся слюной", „стро- чили сквозь зубы слюну" (стр. 65). „ле- тела слюна", ниже — „плюнул" (стр. 96), На 97-й стр .—„Джурабай удовлетвори- тельно сплюнул ", а на 106 -та же „кра- сочность" только на иной лад:— „строчи- ли на пол слюну", на 108 стр. — „ стро- чили слюну через мелкие зубы".. Итак летит эта слюна с каждой страницы, просто омерзительно. Л главное ни кчему. Автор не показал нам совершенно быта киргиз и те кусочки, в которых он стара- ется это сделать, больше смахивают на „Несчастную любовь" в Холмушинском издании Комиссар Васильев, оставшийся в ауле устанавливать Советскую власть, прово- дил свою жену-красноармейку с полком, а сам незамедлительно воспылал любо- вью к киргизке Нуриле: „Вскочил на ноги. Взволнованно за- шагал по кошме от угла к углу, — Нуриля! Маленькая., жизнера- достная дикарка!. Нуриля!.. Почему ., ну, п чему к ней тянет!? Что я в ней найду?. Ведь дикарка... невежествен ная киргизка! . Не могу же я... боец, большевик... валандаться с бабами... А в ушах восторженно звенело: — Нуриля!. Маленькая... милая ди- карка!. Нуриля!.. Снова сел к столу. Смотрел в одну точку на раскаленную железную печь. — В чем дело?.. Почему я не возь- му ее?.. Кто может помешать?.. Джю- нус? Улыбнулся. —Ерунда!. в два счета можно разде- латься!.. Но, все таки... в чем же дело? Сам не знал в чем дело". Этот комиссар с „возвышенными чувства- ми" идет к Джурабаю на свою квартиру, но там о азалась жена хозяина Зулиха и читатель видит следующую картину: „Вышиб сальник из рук Зулихи. Схва- тил в беремя и повалил на кошму. Красный огонек сальника два раза (почему не три?) мигнул на кошме и по- тух. Ночная тьма проглотила обоих. Только смешливо-задорный uionom ме- тался по комнате: —• Эй! Эй! Табариш! . Басиль!.. Чево делаешь?.. Сдурел, шайтан!.." После такой „любви", эта нелюбившая и нелюбимая дикарка встречает Василье- ва удивительно радостно и удивительно по книжному: „Обвила руками тонкую шею—пови- сла. Сверкала черными углями по раскрасневшему от мороза бритому лицу (курсив наш), по густой охапке вьющихся волос на голове; загляды- вала в утомленные серые глаза Шеп- тала: -- Эй!.. Басиль!? Уево (звук ч кир- гизами совсем не выговаривается, он отсутствует в их лексиконе) сер- диль.. Мая Зулиха мала-мала лубит надо! Васильев засмеялся. С силой отвел от шеи руки-. Устало сказал: — Не хочу... Зулиха захохотала: — У-й-й .. шайтан!.. Чево сердиль?.. — Я не сержусь... Положил руку на круглое и упру- гое плечо Зулихи. Подумал: — Вероятно, такое же упругое тело у маленькой Нурили.. А вслух сказал: — Дура, Зулиха!.. Понимаешь... не хочу! . Устал... долго гулял. . Зулиха игриво блестела глазами. Обдаваль лиио теплом парного мо- лока и какими-то? степными запа- хами (курсив наш).